Александр Берзин: Буддийско-мусульманские доктринальные отношения: прошлое, настоящее и будущее

В XIII веке н.э. францисканский миссионер, фламандец Уильям Рубрук побывал при дворе хана Монке. В путевых заметках он описал дебаты о существовании единого Бога, которые состоялись при дворе в 1254 году н.э. и велись в первую очередь между ним и представителем «туина», или «идолопоклоннической» религии. Кроме того, при обсуждении присутствовали последователи несторианства и «сарацинской» религии, а именно ислама.

Хотя некоторые учёные описывали эти дебаты как объединившие христианство и ислам против буддизма, из заметок Уильяма Рубрука следует, что данное утверждение спорно. Прежде всего, слово туин произошло от китайского дао-жэнь , которое означает «народ дао». Вероятно, францисканский монах полагался на китайских переводчиков при монгольском дворе. Кроме того, туинами он называл тех, кто принял манихейскую точку зрения о разделении вселенной на добро и зло. Они верят в существование верховного Бога на небесах, который един, не всемогущ, существует только на духовном уровне и никогда не принимает человеческий облик. Под его властью находятся десять других богов, под ними – ещё один, и затем – бесконечное множество богов на земле. Хотя туины признают перерождения, Рубрук писал, что они также верят в существование души. В местах поклонения монахи, которые дали обет безбрачия, начитывают мантры, но идолы в этих храмах – это статуи умерших, а не верховного Бога.

Таким образом, маловероятно, чтобы туины были именно буддистами. Скорее всего, Уильям Рубрук объединил буддистов, даосов и манихеев – то есть всех, кого он называл идолопоклонниками, – при дворе хана Монке, чтобы объяснить их верования с точки зрения христианства. Согласно заметкам францисканского монаха, мусульмане и несториане практически не участвовали в дебатах, а лишь соглашались с его утверждениями. Поэтому едва ли можно считать эту дискуссию буддийско-мусульманским диалогом.

Итак, буддизм интересовался учениями других религий, (1) когда он распространялся в небуддийских регионах, где преобладала другая религия; (2) когда соперничал с другими иностранными верованиями за признание его государственной религией или (3) за царское покровительство. Во всех этих случаях ислам не подходит под понятие «другой религии», за исключением непродолжительного периода правления Ильханата в Иране. Однако буддисты не проявили интереса к мусульманским доктринам, даже после того, как монголы принесли буддизм в исламский Иран. И лишь однажды буддизм обратился к исламским верованиям: когда возникла угроза вторжения исламских военных сил.

Казалось бы, эти исторические прецеденты определяют положение буддизма по отношению к другим системам верований в современном мире. Начиная со второй половины XX века буддизм широко распространился во многих регионах мира, где традиционными верованиями были другие религии. Это привело к тому, что необходимость межрелигиозного диалога между буддийскими лидерами и лидерами христианских и иудейских вероисповеданий, возрастает. Однако буддизм не проник на традиционно мусульманские территории, а заинтересованность диалогом с мусульманами, особенно с начала XXI века н.э., вызвана прежде всего угрозами беспорядков. Частично боязнь угрозы вызвана жестокими террористическими нападениями воинственно настроенных исламских экстремистов и мощными ответными военными мерами, частично – традиционным экономическим соперничеством между буддийским и мусульманским сообществами в Азии, которое усугубляется известными рисками, связанными с экономической глобализацией. Иногда ситуация осложняется политикой колониальных держав – бывших и настоящих. Зачастую эти факторы усугубляют друг друга.

В такой напряжённой обстановке просветительская работа и диалог особенно важны, поскольку многие люди ошибочно путают экстремистов с мусульманским населением в целом, а их политику и тактику – с исламскими учениями. Кроме того, некоторые склонны обвинять в насилии исключительно религиозные доктрины и отрицать или игнорировать влияние политических, культурных, социальных, исторических и экономических факторов. Эта недальновидность лишь усугубляет конфликт.

Например, уничтожение талибами гигантских статуй Будды в афганском Бамиане в 2001 году н.э. скорее было знаком протеста против международных санкций и приостановкой гуманитарной помощи, нежели нападением на буддизм и буддистов как таковых. К тому же эти статуи не использовались для поклонения, так как на территории Афганистана не было буддистов.