Хотя внешне он был тогда спокоен и жил привычной жизнью, но в глубине существа его занимали проблемы бытия. Даже во время Первой мировой войны с сокрушительными для всего мира последствиями внимание старца занимало скорее его "внутреннее крушение". Вопросы возникали последовательно, один за другим. "Если я умираю действительно, т. е. погружаюсь в "ничто", то и все другие, подобные мне люди, также бесследно исчезают. Итак, всё суета; подлинная жизнь нам не дана. Все мировые события не больше чем злая насмешка над человеком" [74] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 11.
.
Осознание и переживание смерти вышло за пределы его собственной жизни: "одним меньше", — и принимало характер всемирного богословского противоречия. Через смертную память он жил внутри себя смерть всего: людей, земли, вселенной и даже Самого Бога, "Творца мира". Все поглощается "тьмою забвения". И старец признается: "Овладевший мною дух отрывал меня от земли, и я был брошен в некую мрачную область, где нет времени" [75] Там же.
.
Это "вечное забвение как угасание света сознания" наводило на него ужас и сокрушало его. Перед ним постоянно возникало "видение бездны". Глазами он видел землю, как обычно, но, как он пишет, "в духе я носился над бездонной пропастью". Немного позже прибавилось и другое "явление". "Предо мною мысленно возникла преграда, которую я ощутил как свинцовую толстую стену. Ни один луч света, умного света, не физического, как и стена не была материальною, не проникал чрез нее. Долгое время она стояла предо мною, угнетая меня" [76] Там же. С. 12.
.
Он видел, что вместе с его смертью с ним умирает весь мир и даже Сам Бог. Это привело его к мысли, что человек "является <���…> центром мироздания. И в глазах Бога, конечно, он драгоценнее всех прочих тварных вещей" [77] Там же. С. 10.
.
В этот период жизни он пребывал в неведении о великом даре памяти смертной, о которой он узнал позднее, читая творения святых отцов Церкви. Но именно это неведение помогло ему, носителю сего божественного дара, не впасть в тяжкий грех тщеславия [78] Там же. С. 14.
.
Это внутреннее состояние не раз приводило к большому искушению: "Я был испытан не раз страшными помыслами — гнева на Создавшего меня". Будучи не в силах понять все, что происходило с ним, он вступил в борьбу с Богом и мыслил о Нем как о "враждебном Властелине". В нем рождался гнев от лица всех людей, которые живут этой ужасной жизнью, и, как он пишет, "я сожалел, что нет у меня такого меча, которым было бы возможно рассечь "проклятую землю" [79] Ср.: Быт. 3:17 .
и тем положить конец отвратительному абсурду" [80] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 14.
.
Задумываясь над состоянием всего мира, он пишет: "По какой причине необходим этот сложный процесс творения "из ничего" сынов Божиих, т. е. создание нашего духа в теле, образованном из элементов земли? Как возможно, чтобы дух, подобный Абсолюту, сочетался с землей? Дух наш зажат, как в тиски: он бессмертен по своей природе, а наше тело подвержено распаду и смерти. И вследствие этого происходит напряженная борьба: дух стремится к Богу, хочет увидеть и тело бессмертным и способным сопровождать его в восхождении. Но тело влечется вниз, к земле, из "которой взято", и передает духу свою смертность" [81] Там же. С. 180–181.
.
Все это не поддавалось осмыслению, и, изнемогая от непрестающих внутренних конфликтов и неразрешимых противоречий, он делал попытки поставить себя в положение Творца и размышлял: "Как бы я создал мир?" С таким вопросом, как говорит старец Софроний, "заключенный в темноте и тишине", он "сосредоточивал свою мысль на этом задании" [82] Там же. С. 181.
.
Память смертная присутствовала всегда, ее порождал и трагизм человеческого существования во время войны России с Германией, приближавшейся к концу, и трагизм гражданской войны в России [83] Там же. С. 14.
.
Особенно поражает один эпизод, где говорится об опыте памяти смертной. Когда он сидел за своим столом и читал, подперев голову рукой, вдруг он ощутил, что держит в руке свой череп и мысленно смотрит на него извне. Он спросил: "Предо мною еще целая жизнь; быть может, сорок или даже более лет полных энергии… И что же?" Пришел ответ: "Если и тысячу лет… а потом что?" Тогда он обрел осознание вечности: "И тысяча лет в моем сознании кончалась прежде, чем была оформлена мысль" [84] Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. СТСЛ, 2005. С. 16.
.
Читать дальше