Иерофей - «Знаю человека во Христе...» - жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

На воскресной Божественной литургии, в праздник Всех святых, после причастия, старец сказал мне: "Произнесите проповедь!" Я ответил: "Старец, я не готов". — "Но разве Вы не проповедник?" — спросил старец. Я ответил: "Я проповедник, но не пророк, и поэтому мне нужно подготовиться". Он повторил: "Выйдите на солею и скажите слово". Я повиновался: "Я сделаю это, если Вы благословите". Он благословил меня, и я вышел через царские врата. Он сел на стул прямо передо мной, немного слева, впереди всех присутствующих в храме.

Я начал свою проповедь с первого, что пришло мне на ум, а именно стал говорить о празднике Всех святых, о пророках, апостолах и мучениках. Я сказал, что всех их объединяла любовь к Христу, и, хотя они переживали ее по-разному, они были едины. Пророки были апостолами и мучениками, апостолы были пророками и мучениками, и мученики были пророками и апостолами. И я объяснил почему. В заключение я высказал предположение, что монахи преподобные были наследниками пророков, апостолов и мучеников.

Когда я закончил проповедь, старец подошел ко мне и на глазах у всех верующих обнял и расцеловал меня. Так выражалась широта его щедрой любви.

Однажды после трапезы мы шли со старцем в его домик. К нему подошел один человек и попросил подписать книгу "Его жизнь — моя". Старец ответил: "Не хочу, ведь это не моя книга". Такой странный ответ может иметь много объяснений. Первое — то, что в книге описываются откровения Божии, второе — то, что он не выразил эти откровения во всей полноте, так как книга была написана для западных христиан. Поэтому старец не мог включить в нее главы о плаче и покаянии, которые он считал необходимыми для православной книги. Западные люди не могут воспринимать такие понятия.

Когда мы подошли к его домику, он сказал мне: "Я поминаю в молитве и Вас, и Ваши труды. Нечасто, но все же я вспоминаю Вас". И поднимаясь по ступенькам, добавил: "Когда станете епископом, любите монахов". Когда старец говорил о монахах, он имел в виду истинных монахов, которые отличаются православным исихастским духом и почитают дары, которые Господь дает Церкви, а также архиерейское достоинство, которое он и сам почитал. Он никогда не позволял монахам говорить что-либо плохое о епископах, а, напротив, учил их уважать архиерейский сан, несмотря на то что епископы иногда и ошибаются.

В 1983 году мы беседовали с ним дважды. Первая беседа состоялась в бюро монастыря, и вторая — во время прогулки, как это было у "философов-перипатетиков" [601] "Ходящие философы". — Примеч. пер. .

Во время первой беседы в бюро старец говорил следующее:

— Ипостась Бога не поддается никакому определению. Так как она непознаваема научно, она познается бытийно и постигается по мере того, как Сам Бог открывается человеку.

— Ипостась-Персона есть самый внутренний принцип бытия, его начальное и конечное измерение.

— Некоторые богословы пишут об онтологии лица. Однако необходимо дать философское объяснение, ибо сущность не есть объективное начало, независимое от самой ипостаси. Я пишу об аскетике персоны, об ипостасном начале. Ипостась познается через откровения Бога человеку, а не из философского рассуждения.

— Сущность не есть первенствующий и даже преимущественный момент, Сущность не определяет Персоны-Ипостаси в их взаимоотношениях. В Лицах Святой Троицы Отец есть начало: Он рождает Слово и изводит Святой Дух.

— Иконописец изображает лицо, а не природу, поэтому он и надписывает сверху имя святого. Икона без имени не выражает ничего, это не икона, так же как и распятие без имени Христа или без слова "Сущий" в нимбе не есть распятие.

— Христовы заповеди призывают нас уподобиться Богу, чтобы и в нас раскрылась персона-ипостась.

— Став персоной, человек никогда не бывает один. Персона не знает одиночества, она живет с Богом и людьми.

— Персона нуждается в другой Персоне.

— Когда мы приближаемся к Гефсиманской молитве и молимся за весь мир, тогда раскрывается в нас персона.

— Важнейшее содержание жизни персоны есть любовь.

— В пустыне человек стяжавает любовь ко всему миру: он живет Божественную любовь. Так он становится персоной-ипостасью и любит всего Адама.

— Тварная ипостась "(человек) не поддается никакому определению. Никто не может познать человека, пока он сам не пожелает открыться другому.

— Мы должны жить православной жизнью, т. е. осознавать наше греховное состояние. Отсюда начинается молитва, ибо мы удалены от Бога. Тогда молитва не творится словами, но становится неким порывом личности к Богу.