Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Нынешний папа Иоанн-Павел II попытался энергично отреагировать. Его осуждение целой плеяды богословов разных стран знаменует собой отпор. Но обращения с его стороны к простой вере толпы через головы богословов (иногда и епископов) только подчёркивают болезнь, с которой они борются. Древнее схоластическое направление умерло, потеряв уважение. Реальные усилия интегристов или крайних консерваторов реанимировать его безнадёжны. Но либералы, в результате всё более и более фундаментальных пересмотров, по существу, пришли к тому же тупику.

Западная Церковь запуталась в своих рассуждениях так же, как и в своей практике. Или она претендует на то, чтобы сказать о Боге всё, или совершенно отказывается об этом говорить. Или она действительно проповедует мораль, где Бог становится таким требовательным, что человек не может больше жить; или же она терпит все злоупотребления и все отклонения, довольствуясь тем, что благословляет их, как будто она могла бы таким образом всё освятить, в действительности ничего не меняя.

То, что человек и Бог разделены, является следствием и знаком греха. То, что Церковь не может их объединить и передать мир Богу, а Бога миру, является знаком её неудачи или, по крайней мере, провалом всей традиции, к сожалению, доминирующей ещё сегодня в Церкви.

Однако уже со времён возникновения христианства имеется другая традиция. В начале это было общее Предание: в общей единой церкви и у общих «Отцов», то есть у всех тех, кто своей жизнью и своим учением породили Церковь. Эта традиция не говорит о Боге, исходя из принципов Аристотеля или Гегеля, или какого-нибудь другого философа. Речь не идёт об усилии человека при попытке вообразить Бога извне. Предание первоначальной Церкви исходит из опыта Бога, присутствующего в человеке и с большей силой испытанного святыми, пророками или Отцами веры.

« Никто не является богословом, если он не видел Бога », — находим в сирийской версии «Центурий» Евагрия Понтийского, (или в версии, называемой «интегральной», как представляется, более верной по отношению к греческому оригиналу, но менее общеизвестному: « Как не одно и то же для нас — видеть свет и говорить о свете, также не одно и то же — видеть Бога и понимать что-то о Нём [4] Восточная патрология, т. XXVIII, вып. 1 (с. 187). См. ссылку на две версии в комментарии к Traité de l’oraison d’Evagre, осуществлённую отцом Irénée Hausherr, S. J.: Les Leçons d’une contemplative, le Traité de l’oraison d’Evagre de Pontique (Beauchesne, 1960, с. 80 в тексте и примечании 26). ».)

Можно объяснить слепому основы всех корпускулярных или волновых теорий света. Можно заставить его понять законы рефракции для лучей света. Но чтобы заставить его ощутить радость света, пронизывающего лесную поросль, радость возникающую от вида последних солнечных лучей на море — ума не достаточно. Можно полагаться только на опыт. У кого не было этого опыта, тот останется скептиком, слушая рассказы тех, кто видел. По правде говоря, он даже не поймёт, о чём на самом деле они говорят.

Наше богословие создано сегодня слепыми!

Не в том дело, что Бог так недоступен и наши богословы недостаточно умны. Просто не нашим умом мы можем видеть Бога, но сердцем или тем, что мистики называют « основой души » или « тонким остриём души ». Бесконечно далёкий, недоступный нашему уму, Бог в тоже время непосредственно ближе нам, чем мы сами, как источник, который бьёт ключом, не прекращаясь, в глубине нас самих, источник Жизни и Любви.

Следовательно, происходит полное обращение перспективы. Дело не в том, чтобы a priori спрашивать себя, можно ли представить Бога и, следовательно, определённую форму союза с Ним. Речь идёт о том, чтобы осознать союз, который уже имел место, в котором мы уверены, так как мы это испытали: теперь речь идёт только о том, чтобы трубить о нём на всех перекрёстках, будучи вне себя от радости.

Итак, этот опыт Бога не исключает определённого рассуждения о Боге, определённого интеллектуального, и даже понятийного знания. Но именно опыт является первичным. Само рассуждение имеет целью только приводить к этому опыту и руководить его развитием. В этом духовном путешествии к встрече с Богом и также, в конечном счёте, к встрече с другими, при этом в глубине её — с Богом, богословие не является средством продвижения к Богу. Оно является только картой и системой указателей. Средство продвижения и развития находится у нас в нашем сотрудничестве и в нашем согласии с этим Источником любви, который бьёт ключом непрерывно внутри нас самих, где и следует его находить.