Александр Мень - Русская религиозная философия

Но в скором времени все стало легче, потому что вместо отца Киприана Керна (кстати, это был родственник пушкинской Анны Керн, ученый, писатель, автор целого ряда замечательных исследований) пришел отец Дмитрий Клепинин, молодой священник, 1904 г. рождения, сын архитектора, брат погибшего у нас в 1939 г. историка Клепинина, тоже молодого, который, живя в эмиграции, потом решил приехать в Советский Союз, чтобы как‑то наладить мосты между эмигрантами и советской Россией. Приехал в 1937 г. (не самое удачное время) и погиб через два года. Он автор книги про Александра Невского, которая скоро должна у нас выйти.

Отец Дмитрий Клепинин был человеком глубокой веры, необыкновенно нежного сердца, твердых убеждений, всецело разделявший воззрения матери Марии. Он содействовал ее работе в «Православном деле», ее бесконечной заботе о страдающих, он стал ее незаменимым помощником, духовным руководителем и сомучеником, ибо погиб в том же месте, где и она, то есть в немецком концлагере Равенсбрюк [31] Отец Дмитрий Клепинин погиб в концлагере Дора близ Бухенвальда. — Прим. редактора. . Сегодня здесь по удивительному стечению обстоятельств (нам так повезло) присутствует Антон Аржаковский, родной внук отца Дмитрия Клепинина. Я думаю, что в конце нашей беседы он, может быть, что‑нибудь расскажет о своем дедушке.

Они работали вместе и в тот трагический момент, когда началась оккупация Франции. Сидеть дома, опять запереться в какой‑то башне? Никогда! И мать Мария и отец Дмитрий становятся активными деятелями Сопротивления. Уехав из России, ни он, ни она никогда не теряли любви к своему отечеству. Однажды за обедом кто‑то сказал, что при наступлении немцев погибло столько‑то тысяч советских солдат, и один из присутствующих заметил: «Это еще мало». И тогда мать Мария сказала: «Убирайтесь вон, а адрес гестапо вам известен». Она всегда верила в победу русской стороны. Она писала, что властитель «расы господ» — это параноик, которому место не наверху, а в сумасшедшем доме. И это, опять‑таки, не было сказано по секрету, это стало движущим импульсом ее работы. Настоящей работы по сопротивлению. Здесь опыт подпольщицы старых времен ей пригодился. Она собирала военные сводки, ночью слушала радио (это было преступление), помогала тем, кого преследовали нацисты, в частности, скрывавшимся евреям, которым отец Дмитрий иногда давал справки о том, что это крещеные люди, что они не евреи и т. д. И в конце концов это кончилось арестом обоих в 1943 г.

Я не буду останавливаться на подробностях, в кинофильме это все изображено достаточно ясно, хотя и, конечно, искаженно. Например, гестаповец Гофман, который ее арестовывал, по воспоминаниям ее матери, сказал: «Вы больше не увидите свою дочь. Вы плохо ее воспитали. Она помогает нашим врагам. Она помогает евреям». Мать ответила: «Она христианка, для нее нет ни эллина, ни иудея. Она помогает всем! И если бы Вы были в беде, то она помогла бы и Вам!» А мать Мария усмехнулась и сказала: «Пожалуй, помогла бы». И немец едва не ударил ее по лицу — потому что он понял, что этим «пожалуй, помогла бы» она его сокрушила. А в фильме все наоборот. Она говорит: «Уж Вам‑то я бы никогда не помогла». Ну, вы будьте снисходительны к нашему кинематографу: это не «свободная птица», тут все понятно.

Есть замечательные воспоминания о том, как она находилась в концлагере. Она ведь попала туда еще до ареста: когда на велодром согнали сотни детей из еврейских семей для того, чтобы их потом увозить в концлагеря, она туда пробралась и как‑то пыталась помочь людям — тысячи людей, один водопроводный кран, все просто погибали от голода, жажды и скученности. Сестра генерала Де Голля вспоминает, что в самых адских условиях мать Мария окружала себя людьми и начинала с ними беседы, дискуссии. Это был вызов — в адских условиях концлагеря сохранять духовную жизнь, сохранять интеллектуальные интересы, сохранять любовь друг к другу. Вот о чем вспоминают многие, кто находился с ней в эти дни. Одна из ее соузниц вспоминает также, что они беседовали о чем‑то, подошла эсэсовка и ударила мать Марию по лицу, а та даже не повернулась и продолжала разговаривать, как будто это была муха, — она хотела этим показать, что не замечает этих людей.

Вместе с отцом Дмитрием и матерью Марией был арестован и ее сын Юрий — все трое погибли: отец Дмитрий и Юра от болезни и истощения, а мать Мария, может быть, тоже умерла бы вскоре от истощения, но перед самым захватом лагеря, когда уже кончалась война, ее отправили в газовую камеру. Она была истощена до последнего предела. Об этом сохранилось множество легенд. Одна из них приводится в первых наших публикациях о ней: якобы она поменялась одеждой с кем‑то из заключенных и пошла в газовую камеру вместо кого‑то. Это характерная легенда. Она не подтверждается историей, но вместе с тем она, действительно, пошла туда вместо кого‑то. Потому что если бы она избрала себе путь «кельи под елью», если бы ее философия была только забавой для ума или пищей для интеллектуального наслаждения, она бы не оказалась в лагере. Но мать Мария хотела осуществить свою философию синтеза на практике, она хотела, чтобы люди видели, что Крест Христов — это не просто знак, который мы носим, а это полная отдача и отдача себя до смерти.