Александр Мень - Русская религиозная философия

Я поясню. Он говорит о том, что деспотии существовали в Иране, на берегах Хуанхэ, Янцзы, в Месопотамии, в Ираке, в Древней Мексике, Египте — повсюду существовали тирании, — и только в маленькой стране Греции возникает идея демократии. Как некоторого рода историческое чудо.

«Личность, — продолжает он, — везде подчинена коллективу, который сам определяет формы и границы своей власти. Эта власть может быть очень жестокой, как в Мексике или Ассирии, гуманной, как в Египте или в Китае, но нигде она не признает за личностью автономного существования. Нигде нет особой священной сферы интересов, запретных для государства. Государство само священно, и самые высшие абсолютные требования религии совпадают с притязаниями государственного суверенитета.

Да, свобода — исключение в цепи великих культур. Но сама культура — исключение на фоне природной жизни. Сам человек, его духовная жизнь — странное исключение среди живых существ. Но ведь и жизнь, как органическое явление, — тоже исключение в материальном мире. Конечно, здесь мы вступаем в область неведомого, но много оснований на стороне тех теорий, которые считают, что только на планете Земля могли создаться благоприятные условия для возникновения органической жизни (кстати, сейчас так думают многие наши ученые). Но что значит Земля в Солнечной системе, что значит Солнце в нашем Млечном пути, что значит наша “галактика” во Вселенной?

Одно из двух: или мы остаемся на внешне убедительной “естественно–научной” точке зрения и тогда приходим к пессимистическому выводу. Земля — жизнь — человек — культура — свобода — такие ничтожные вещи, о которых и говорить не стоит. Возникшие из случайной игры стихий на одной из пылинок мироздания, они обречены исчезнуть без следа в космической ночи.

Или мы должны перевернуть все масштабы оценок и исходить не из количеств, а из качеств. Тогда человек, его дух и его культура становятся венцом и целью мироздания. Все бесчисленные галактики существуют для того, чтобы произвести это чудо — свободное и разумное телесное существо, предназначенное к царственному господству над Вселенной.

Остается неразрешенной — практически уже не важная — загадка значения малых величин: отчего почти все ценностно–великое совершается в материально–малом? Интереснейшая проблема для философа…

Свобода разделяет судьбу всего высокого и ценного в мире. Маленькая, политически раздробленная Греция дала миру науку, дала те формы мысли и художественного восприятия, которые, даже при сознании их ограниченности, до сих пор определяют миросозерцание сотен миллионов людей. Совсем уже крохотная Иудея дала миру величайшую, или единственно–истинную религию — не две, а одну — которую исповедуют люди на всех континентах. Маленький остров за Ламаншем выработал систему политических учреждений, которая — будучи менее универсальной, чем христианство или наука, — тем не менее господствует в трех частях света, а ныне победоносно борется со своими смертельными врагами», — написано в конце войны, когда союзники боролись с Гитлером.

«Ограниченность происхождения еще не означает ограниченности действия и значения. Рожденное в одной точке земного шара может быть призвано к господству над миром; как всякое творческое изобретение или открытие… Не все ценности допускают такое обобщение; многие остаются навсегда связанными с одним определенным культурным кругом. Но другие — и самые высшие — существуют для всех. Все народы призваны к христианству. Всякий человек, в большей или меньшей степени, способен к научному мышлению. Но не все признают — и обязаны признавать — каноны греческой красоты. Все ли народы способны признать ценность свободы и осуществить ее? Этот вопрос сейчас решается в мире. Не теоретическими соображениями, а только опытом возможно решить его».

Таким образом, Георгий Федотов ставит перед народами вопрос, кто будет способен на свободу, а кто останется в рабстве.

24 декабря 1989 г.

Сегодня мы завершаем цикл лекций, очень важный для всех нас, потому что мы вступаем в ту полосу, когда многим предстоит впервые счастливое, радостное знакомство с великой, поистине великой русской религиозной философией конца прошлого века и нашего столетия. Почему мы завершаем этот цикл именем матери Марии? Она не была профессиональным философом. Это человек, который в нашей стране постепенно, незаметно стал приобретать известность уже приблизительно с пятидесятых годов; человек, о котором написаны стихи, эссе, исторические повествования и даже роман; создан фильм, конечно, очень процензурированный, но все‑таки что‑то от подлинной матери Марии в нем есть.