Военная необходимость в еще большей степени, чем политическая разведка, побуждала мусульман изучать омерзительные языки неверных и, хуже того, отправляться в неверные земли. Чтобы держать наседающих европейцев на почтительном расстоянии, нужно было овладеть европейским военным искусством, а для этого требовались европейские учителя. На протяжении XVIII столетия несколько европейцев, по большей части перебежчиков и авантюристов, служили инструкторами в армии Османской империи. Они либо овладевали турецким, либо учили через переводчиков. В конце века султан Селим III попросил правительство недавно провозглашенной Французской Республики послать в Турцию военную миссию, первую из долгой череды делегаций, которые отправляли в дальнейшем и большие, и малые европейские государства. В начале XIX века целых три правителя — египетский паша, а за ним турецкий султан и персидский шах — отправили в Европу группы молодых людей учиться военному и, при удобном случае, другим искусствам неверного материка. Изучение европейских языков продвигалось медленно: еще в 1844 году английский резидент в Стамбуле, Чарльз Уайт, мог назвать едва ли дюжину образованных турок, овладевших каким-либо языком и читавших европейские книги. Война за независимость Греции, в результате которой был повешен последний из династии греческих драгоманов Высокой Порты, убедила турок в том, что они не могут более доверять жизненно важное дело сношений с европейскими государствами своим греческим подданным и должны сами приобретать соответствующие навыки и знания. В Высокой Порте, а затем и в ряде других ведомств были учреждены переводческие службы. Изучение и применение на практике иностранных языков перестало считаться унизительным. Напротив, оно все более воспринималось вначале как нечто приемлемое, затем полезное и, наконец, как необходимость.
Если изучение языков давало доступ к европейским знаниям и идеям лишь ограниченному числу образованных мусульман, то распространение искусства перевода в сочетании с расширением сети типографий несло эти знания и идеи куда более широкой аудитории. До конца XVIII века на мусульманские языки было переведено лишь очень небольшое количество европейских книг, большинство из которых было посвящено таким полезным темам, как география и медицина, причем среди последних преобладали труды о диагностике и лечении сифилиса — болезни, принесенной на Ближний Восток европейцами вскоре ее появления в Европе и до сих пор известной в арабском, персидском и турецком под именем франкской, то есть европейской, хвори. Иногда мусульманские авторы используют распространение этой болезни как метафору распространения европейских идей и норм.
Первые переводы, изданные стамбульскими и каирскими типографиями в начале XIX века, также были в основном посвящены «практическим» наукам, но были среди них и работы по истории, в том числе три о Наполеоне, одна о Екатерине Великой и, чуть позже, Вольтерова история шведского короля Карла XII. Впрочем, такие книги в то время могли восприниматься и как практические руководства. То же касается и перевода Макиавеллиева «Государя», подготовленного в 1825 году для Мухаммада Али-паши (издан он не был, но сохранился в рукописи). Переводы поэзии, художественной прозы, позднее драм появляются в середине XIX века. К началу XX столетия на арабский, персидский и турецкий было переведено множество литературных произведений, и на всех трех языках начала возникать новая словесность, испытавшая глубокое влияние европейских образцов. К концу XX века традиционные формы полностью исчезли из турецкой литературы и оказались сведены до минимума в арабской и, в меньшей степени, персидской.
В изобразительных искусствах европеизация началась раньше, чем в литературе, и зашла гораздо дальше, поскольку художники испытывали прямое и непосредственное европейское влияние, не сдерживаемое языковыми и образовательными барьерами. С очень раннего времени работы турецких и персидских художников отражают влияние виденных ими европейских картин, а европейские декоративные мотивы появляются к XVIII веку даже в архитектуре мечетей. На протяжении XIX столетия традиционные изящные искусства, такие как архитектура и миниатюра, были практически искоренены и поддерживались только немногими твердокаменными и по большей части не пользовавшимися успехом традиционалистами, а позже существовали в виде довольно манерного неоклассического возрождения. Напротив, европейская музыка была воспринята более холодно и распространялась медленнее. Несмотря на преимущество непосредственности и, в некоторые периоды, энергичного государственного покровительства, сочинение, исполнение и даже понимание западной музыки получили в исламских странах куда меньшее развитие, чем в куда более отдаленных восточных обществах, таких как Китай, Япония и Индия.
Читать дальше