Стюарт Манро-Хэй - В поисках ковчега Завета - По следам скрижалей Моисея

Церковью признана необходимость прояснения данной проблемы, она даже создала специальный комитет по этому поводу. Ее гораздо проще решить сейчас, в нынешней политической обстановке. На сегодняшний день в стране не существует абсолютного правителя, ведущего свое происхождение от Соломона, согласно той же книге, где связаны ковчег и Эфиопия, который может оскорбиться в случае детального исследования. Происхождение от Соломона, утвержденное в конституции 1955 года, прекратило быть частью национального образа. Если когда-нибудь кто-нибудь из императорской фамилии вернется к власти в качестве конституционного монарха, то прямая родовая линия, исходящая от Йекуно Амлака, правившего 700 лет назад, будет для него достаточно престижна. Церковь также более не зависит от государственного финансирования. Религия в Эфиопии стала теперь частным делом человека и церкви, но это сделало духовенство зависимым от толпы. И в этом отношении исследование всего, касающегося таботов и ковчега, неотъемлемой части простонародной веры, не может не быть важным.

Существует определенная дихотомия по данному вопросу внутри церкви. Эфиопская православная церковь, слегка модернизированная в своих идейных установках при нынешнем патриархе Паулосе, который защитил степень по теологии в Принстоне, — это одно дело. Замкнутое, гордое, укорененное в древности духовенство Аксума, зависящее от местной паствы, хранящее древние церковные традиции, — совсем другое. Аксум предпочитает представлять себя центром, а не периферией, ведь именно в Аксуме хранится ковчег. Патриархи и императоры со временем исчезают, и только индивидуальность Аксума, его первенство внутри церкви сильны всегда, по крайней мере в глазах аксумского духовенства.

Для эфиопов, как и для многих других, слово "табот" может иметь разное значение. Дабтара (знаток обряда) в Аксуме говорит, что табот — это объект, на котором покоится селлат (селлат (sellat), как и табот, обозначает алтарную скрижаль, пластину), подразумевая тем самым, что это сам алтарь (manbara tabot). Это совершенно правильно с лингвистической точки зрения (если вспомнить, что табот первоначально ассоциировался с вещью, больше похожей на ящик), но сейчас картина сильно изменилась. Тот же мирянин может сказать, что селлат уникален, подразумевая тем самым святую реликвию, хранящуюся в церкви в Аксуме, а все остальные селлаты можно назвать таботами.

Это, конечно, наблюдается только в Аксуме, где хранится главный селлат (sellata Muse). Именно он, то есть скрижаль Моисея, находится в часовне, носящей имя Дома скрижали (enda sellat). Главный селлат (sellata Muse) также называют таботом Сиона, что в переводе значит ковчег Сиона или ковчег Завета.

Светский знаток церковных традиций (dabtara) объяснил мне, в чем же заключается особое значение скрижали Моисея. В ней присутствует сам Господь, и никто не может сделать ее подобие. Факт того, что в часовне находится только одна скрижаль, хотя, согласно Библии, их должно быть две, он объяснил тем, что она состоит из двух элементов и одну Моисей разбил в гневе у горы Синай, когда увидел людей, поклоняющихся золотому тельцу, и именно на ней было Слово. Подобные фантазии характерны для традиции дабтары, у которых каждая фраза имеет двойной смысл. Это называется "воск и золото", когда слова скрывают под банальным значением "воска" эзотерическую "золотую" сущность. Несмотря на отождествление селлата и табота Сиона в моих разговорах, касающихся данного предмета, сам ковчег Завета ни разу не был упомянут. Имя святилища, Дом скрижали, ассоциировался исключительно только со скрижалью. Что это? Свидетельство нервозности, пробуждающейся сейчас при одном упоминании ковчега? Или новые сомнения? Или эти предметы так переплетены друг с другом, что ковчег просто не нужно упоминать?

Современный эфиопский священник утверждает:

Со времени своего прибытия в 4570 году до н. э. и поныне ковчег Завета покоится в самой знаменитой и почитаемой церкви в Эфиопии, Марии Сионской в Аксуме… Он охраняется монахом, который посвятил всю свою жизнь этому делу, недоступный любому человеку, включая королей и епископов. Тем не менее его копии можно найти во всех церквях и монастырях Эфиопии. Никто не должен видеть и трогать эти копии, не говоря о самом ковчеге [30] Keftalew Merahi. Op. cit. P. 13–14. .

Согласно моим беседам с аксумскими священниками и членами их семей, а также с самим хранителем часовни, это дело доверяется пожизненно только одному человеку. Его кандидатура выдвигается предшественником и утверждается старейшинами церкви под руководством губернатора города. Хранитель должен быть девственным монахом, а не священником. Его должность касается не только ковчега, он также является церковным казначеем, его обязанности такие же, как и во всех церквях. Ковчег чистится среди святых сокровищ церкви, и в день, предшествующий праздникам, таким как праздник Сиона, Хедар Сион, хранителя Аксума можно видеть при исполнении, раздающим одежды, короны, кресты дьяконам и священникам, которые они должны носить в праздничный день.