Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 2

Как будто невидимый магнит сближал между собой верующих в Евангелие! Как только выдавался свободный час, брат стремился повидать брата, а где двое или трое собирались во имя Его, там и четвертый тут же. И другие не проходили мимо, и росла толпа. Более осторожные, боязливые предлагали:

— Братья, как бы чего не вышло! Давайте разойдемся, лучше группами: одни здесь, другие там…

Но эти уговоры были бессильны. Казалось, что некая невидимая сила притяжения рвала всякое, благоразумие, продиктованное здравым смыслом, и братья опять собирались вместе.

Кстати, заключенные этого барака уважали верующих в Евангелие, да и сами веровали — каждый по-своему. Особенно сторонники ислама — магометане: узбеки, киргизы и кавказцы — любили, когда русские молятся. Они и сами в определенные часы открыто молились, не страшась никакого начальства.

Сидя на нарах, поставив перед собой котелки с пищей, верующие братья угощали друг друга, чем Бог послал. Если кто получал посылку, то не столько ел сам, сколько старался угостить братьев.

Однажды вечером Лева пришел к братьям пораньше, и пока не вернулись братья-пресвитеры, верующие разговаривали между собой.

— Скажи, Лева, — обратился к юноше убеленный сединами старик. — Я искренне радуюсь за тебя, что ты пошел по медицине. Как это ты стал фельдшером?

Лева рассказал.

— Так, выходит, ты никаких курсов не кончал?

— Да, не кончал, — ответил Лева. — Но я преподавал на курсах подготовки лекпомов на Беломорканале. Главный хирург был очень занят, и мне пришлось преподавать хирургию. И даже принимал экзамены.

— Верно, ты очень способный, брат! — заметил кто-то.

— Нет, я не считаю себя способным, — отвечал Лева. — Вся суть в том, что я послушался Божьего повеления — стать милосердным самарянином, и Господь благословляет меня. Сказать, что у меня хорошая память — я тоже никак не могу. Вот вы помните, — обратился Лева к старичку с бородкой, — в какой главе, в каком стихе что написано, и прямо указываете нашим братьям, что вот здесь написано то-то. И многие другие братья так же хорошо знают Слово Божие. Многие — прямо как живая «Симфония». А я так никак не могу запомнить, где что сказано, хотя и старался, прилагал в этом направлении усилия. Нет у меня цифровой памяти. Но даже при наших недостатках, если мы всецело отдаемся Господу, Он обильно благословляет нас и в духовной жизни, и в работе, и в образовании.

В разговор включился брат в рабочих штатах и рубахе, сильно испачканной глиной. Взглянув на старенький чайник, из которого братья всегда пили чай, он произнес:

— А меня вчера чуть новым эмалированным чайником не премировали. — И начал рассказывать:

— Вчера, в сильный дождь, мы работали в глинистом котловане. Нам дали задание. Положили мы доски, прикатили тачки, начали работать. А дождь сильней и сильней. Ну, бригадники чувствуют, что мокнут — все разбежались. Бригадир пошел жаловаться начальству. А я не обращаю внимания ни на что — вожу глину и думаю: нам, христианам, нужно быть примером, образцом. И вот возвращается бригадир с начальством, видят — один я работаю. Записали мою фамилию, вызвали вечером в контору и говорят: «Так и так, ты добросовестный рабочий, давай рассказывай, как ты работаешь. Мы напишем статью в стенгазету. и тебя премируют чайником». И чайник тут же достали и поставили на стол. Ну, раз просят рассказать, как я работаю, не отказался, стал рассказывать и говорю: «Я и. на воле добросовестно работал и здесь так же работаю — от всей души, потому что в Священном Писании сказано: «Все делайте как для Бога, а не как для человеков».

— Да ты что, верующий что ли какой? — спросил начальник. Я отвечаю: «Да, верую в Иисуса Христа, Сына Божия, Который пришел в мир спасти грешников. Он спас меня и хочет спасти и вас. Вот когда мы по — Божьей будем жить, то это будет самое лучшее. И работа будет хорошая, и жизнь хорошая, и тюрем не будет. Тогда помощник начальника по воспитательной части я говорит:

— Такой твой рассказ в стенгазету не подойдет… И начальник его поддержал:

— Не занимайся агитацией своей веры. А будешь говорить про Бога — новый срок дадим.

— Так меня и отправили ни с чем и чайником не премировали, — закончил свой рассказ брат-землекоп.

Братья слушали и улыбались. Всем было понятно: как ни работай, как ни старайся, но если ты открытый христианин, тебя ждет не похвала, а, может быть, новые страдания…

В барак вошли двое: старенький брат-пресвитер и молодой. Помолились тихо, полусидя на нарах, тихо спели гимн: