Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

Особой радостью для Левы было то, что его поместили в тот барак, где находилась та бригада, в составе которой был и Михаил Данилович. Вечерами, когда бараки запирали на замок, Лева стелил свою телогрейку рядом с постелью брата и они несколько часов проводили в беседе. Не прошло и недели, как Лева крепко полюбил своего собеседника.

Он был христианин необыкновенной веры и надежды. Несмотря на большой страдальческий путь (он был в тюрьме и при царском режиме), несмотря на многие ссылки и тюремные заключения в последние годы, он был полон небесного оптимизма. «Лева, верь, — говорил Михаил Данилович, — придут времена необыкновенной свободы для Евангелия в нашей стране. В самых больших зданиях, в самых больших залах будет проповедано Евангелие для народа. Вот мы сейчас страдаем, унижены, выброшены, как сор, из жизни народа, но придет время — будут наши братские музеи, где будут выставлены документы страдальцев за Христа. Эти музеи будут самыми популярными в нашей стране. Храни письма, храни все, что связано с заключением, всякие бумажки об освобождении, об обысках, ведомости на обмундирование, — все это нужно будет для истории, для музеев. Люди будут знать, как Бог вел детей своих, давал им силы переживать все и прославлять Его святое имя».

Но не только о будущем говорил брат Тимошенко. Он часто вспоминал и минувшее. Свою деятельность, старых братьев и, не стыдясь перед Левой, раскрывал свои ошибки и сердечно каялся в них.

— Вот мы спорили, воевали со стариками, с Голяевым Ильей Андреевичем и другими. А напрасно было так поступать, и даже нехорошо. Надо же всем иметь кротость, снисходительность, а этого у нас с Николаем Александровичем не хватало. Были ошибки у меня лично, и вот Господь направил в это горнило, чтобы очиститься, быть драгоценнее огнем очищенного золота. Это Его милость.

Какие именно были у него лично ошибки, Лева старался не расспрашивать, и то, что они были у Михаила Даниловича, ничуть не уменьшало восторженное отношение к нему Левы.

Михаил Данилович рассказывал также о своих литературных трудах, о работе в редакции журнала «Слово истины» и своих планах и намерениях.

— Только бы Господь открыл дверь благовестия в нашей стране, и все бы, все служили Иисусу. И это будет, — утверждал он.

Лева слушал, и вся его душа горела горячим желанием увидеть эти славные дни, когда любовь, мир и радость Христовы рассеют тьму злобы, ненависти, греха и беззакония.

— А когда это будет? — спрашивал Лева.

— Не знаю. Я-то не доживу. Ты, возможно, доживешь… Утром, как всегда, зловеще звенел металл — били кувалдой по подвешенному рельсу, начинался подъем, заключенные спешили в столовую, а затем на развод.

Приближалась осень, но погода стояла еще жаркая. Строились бригады у вахты. Стоя в рядах своей бригады, Лева наблюдал, как Михаил Данилович, одетый в арестантскую рубаху и брюки, с узелком хлеба подходил к своей бригаде, останавливался, смотрел на небо и что-то пел. Тихо напевая гимн, он выходил на работу. Конвой окружал бригады, и люди выходили на трассу.

В основном здесь были земляные работы. Работать приходилось в одних трусах. Пот лил градом. В бочках подвозили воду для питья. Лева без привычки сильно уставал. Придя в зону, бригады шли на обед. После обеда Лева обыкновенно выходил вместе с Михаилом Даниловичем на травку, растущую на площадке между бараками. Получив посылку из дома, Михаил Данилович угощал всех близких чаем. На траву стелили большой платок, вокруг которого усаживались. Платок служил столом, на него ставили чашки, кружки, приносили большой чайник с кипятком. Его заваривал Михаил Данилович. На платок же он клал полученные печенья, сахар. Он возносил благодарственную молитву за милости Господни, и начиналось братское чаепитие. Каждый брал по кусочку сахара и с наслаждением вприкуску пил ароматный напиток. После работы, во время которой терялось много воды, чувствовалась большая потребность в ней, и частенько выпивали не один чайник.

Н. А. Левинданто был близким другом Тимошенко, когда он жил и работал в Москве, в Союзе.

Михаил Данилович когда-то, в былые времена, угощал братьев в Москве вместе со своей женой, и теперь с тем же гостеприимством и любовью он говорил:

— Все, все берите по печенью. Кому еще подлить чайку?

Братья вспоминали прежние вечера любви и делились каждый теми радостями, какие были. Михаил Данилович, по своему обыкновению все заглядывая вперед, говорил о тех будущих вечерах любви, которые не ведал, не знал русский народ; но которые будут, когда люди будут жить по Евангелию, приближаясь к первохристианам.