Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

Лева с Жорой вышли на крыльцо. Чудный прекрасный воздух. Запахи леса, сосны и пихты…

— Вот видишь, Лева, «протаскивают» этот мат, люди будут смеяться и уже смеются, когда видят бабушку, поучающую не ругаться. И после этих поучений та же ругань будет продолжаться. Ведь артисты, большинство их из Москвы, сами не могут обойтись и один час, чтобы не выругаться. Да, действительно, как говорит Писание, «язык неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда…» и — «язык укротить никто из людей не может».

— Да, я помню эту замечательную главу из Писания Послания Иакова, — сказал Лева. «Язык — небольшой член, но много делает. Посмотри небольшой огонь, как много вещества зажигает; и язык — огонь, прикраса неправды. Язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны». Я вот своему помощнику-санитару Ване Черному сколько раз говорил: «Не матерись», а он отвечает: «Не могу. Всю жизнь ругаюсь, стараюсь, но ничего не выходит».

— Не наша агитбригада, а Евангелие нужно бедным павшим людям, — сказал Жора. — Никакое искусство, ни литература, ни наша музыка — не могут переродить павшего человека. Христос нужен на этом дне человеческого разложения, горя и страдания.

— А как мы можем сказать им о Христе? — сказал Лева, вопросительно смотря на Жору.

— В наше время не приходится говорить. Всякая беседа о вере считается контрреволюционной агитацией и жестоко карается.

— Мы только своей жизнью, добрыми делами можем нести светить окружающим.

— Да, но у нас нет силы свыше, чтобы бесстрашно устно свидетельствовать о Спасителе, — с грустью заметил Лева.

Настал вечер, когда агитбригада должна была сделать свое большое заключительное выступление перед заключенными. Многие и многие устремились в клуб. Санитар Левы тоже стал отпрашиваться на постановку.

— Вы уж как-нибудь без меня, доктор, проведите вечерний прием.

Лева отпустил своего санитара.

Начался прием больных. Заключенные входили, в ожидании садились в коридорчике на скамейки. Там справа была дверь в комнату Левы, слева — сама амбулатория, отгороженная от коридорчика не стеною, а просто барьером. Впереди коридора была дверь в стационар. Принимая больных, Лева мог также наблюдать за пришедшими, чтобы они не заходили в стационар и вели себя прилично. Начав прием, Лева запер дверь своей комнаты, как обычно, на замок. Он принял одного больного, другого. Вдруг раздался какой-то шум, дверь распахнулась, и втащили на руках человека.

— Умирает, умирает, доктор, спасите!

— Давайте, давайте скорее сюда, на топчан, — вскричал Лева. В амбулаторию ввалилась целая толпа народа. Все кричали, шумели и требовали одно — чтобы спасли их товарища.

«Видно, какой-нибудь знаменитый урка», — подумал Лева, помогая стаскивать с умирающего рубаху. Да, действительно, это был какой-то вор. Все тело его было разрисовано самой затейливой татуировкой. Больной временами переставал дышать, начинал синеть. Лева давал ему нюхать нашатырный спирт, дыхание почти останавливалось.

— Что с ним, не эпилептик ли он? — спросил Лева.

— Нет, нет, он всегда был здоров, — раздались голоса.

— Может быть, чего-нибудь поел, выпил?

— Что вы, доктор, это не на воле, тут не выпьешь. А едим мы все в столовой.

«Что с ним?» — думал Лева. Сердце его тревожно билось, хотелось правильно поставить диагноз и оказать умирающему верную помощь. И Лева с сокрушением думал: «Все же, как мало я знаю! Надо каждую свободную минуту читать и изучать, выписать из дома еще больше медицинских книг, а потом, если только будет возможность, поступить в институт».

Думая, он щупал пульс больного. — Пульс вроде хороший, хорошего наполнения, ритмичный. Лева решил проверить зрачки. Вокруг него толпились люди, кричали.

— Что вы ему глаза, доктор, смотрите? Укол; укол делайте скорей! — закричал один из них и толкнул Леву.

Лева набрал в шприц кофеин, но больному вдруг как-то сразу стало легче.

— Вы ему, доктор, укол не делайте, сердечных дайте выпить. Лева сделал инъекцию кофеина. Больной приподнялся, с удивлением посмотрел кругом. Раздались голоса:

— Доктор, вы спасли человека!

Леву окружили урки, шумно поздравляя с победой над смертью. Больной встал, улыбнулся Леве, сказал: «Извините за беспокойство», — и вся компания мирно удалилась.

Лева испытал то, что называется моральным удовлетворением. Хотя он и не распознал точно диагноз болезни, но, видимо, помощь оказал правильно и отвел человека от смерти.