Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4

— Кого ищете?

— Нет ли здесь верующих? — спросил один коренастый.

— Я верующий! — ответил Лева, улыбаясь.

— Брат?

— Брат!

— Они обнялись, расцеловались. Какое счастье было Леве — повидать дорогих братьев!

— У нас еще есть братья, есть и брат-пресвитер.

— Как хорошо, как хорошо! — воскликнул Лева.

— Весь этот лагерь разбит на несколько лагпунктов, хотя они находятся в одном месте, но друг с другом не сообщаются.

— Но мы знаем, что в каждом лагпункте есть братья.

— А есть тут больница, санчасть? — спросил Лева.

— Есть больница и есть санчасть, — ответили ему. — А ты кто по специальности будешь?

— Я работал фельдшером, потом три года учился в мединституте, так что незаконченный врач.

— Здесь в медработниках большая нужда. Завтра же сходи в санчасть или в больницу. Конечно, устроишься.

— А как вы имеете общение друг с другом?

— Выходные дни имеем, вместе собираемся, поем в бараках. Нас особенно не притесняют.

— А как у вас в отношении вечери Господней?

— Мы уже говорили об этом, но ни разу еще не совершали ее. Вино можно достать через вольных шахтеров, но денег у нас нет. Денег нам на руки не выдают, наш заработок передается в ларек, и только оттуда мы можем приобретать продукты.

— Сейчас я, — сказал Лева. — Он порылся в пальто и вернулся к братьям:

— Доставайте вино, поговорите с братом-пресвитером, и дай нам Бог в следующее воскресенье иметь вечерю Господню!

Через два дня братья-шахтеры принесли в зону красное вино для хлебопреломления. В следующее воскресенье была большая радость: Лева познакомился с пресвитером Огапценко Иваном Григорьевичем. Это был высокий худощавый брат из Одесской области. Его душа сияла любовью, радушием, он и Лева как-то особенно быстро сблизились друг с другом после первых встреч.

— Вот Слова Божия нет у нас, как жалко! — говорил брат Онищенко.

— Будем молиться, — сказал Лева, — и Господь все устроит. В воскресенье в одном из бараков, в углу, братья собрались, чтобы провести вечерю.

О, это была чудная, незабвенная вечеря Господня! Участники в страданьях Христовых, братья вспоминали, как Иисус протягивал ученикам хлеб, как разливал вино в память Своей Крови. Каждый, с благоговением молясь, в слезах, участвовал в этой вечери. Тихо, тихо пели, и словно небесные силы наполняли души каждого, и с этими новыми силами каждый готов был идти дальше по узкому тернистому пути.

Эта вечера была могучей помощью для души каждого. Ее участники сердечными очами видели образ Претерпевшего, в искушениях могущего им помочь…

Маруся, жена Левы, и Вера, жена Юры, ждали — ждали писем от мужей, что отправились в путь страданий. Письма приходили редко, очень редко. В лагерях, куда был направлен Лева, разрешалось писать два письма в год.

Молились жены, посылали посылки, вопияли к Богу и вспоминали слова Христа, что всегда должно молиться и не унывать.

Рос маленький Павлик — сын Левы. Мать записывала в дневнике его развитие, как учит он стихотворения, как начал петь. 15 октября 1949 года ему исполнилось два года. В его дневнике Маруся записала:

«Дали кусочек пирога и кувшинчик молочка. Потом я рассказывал по картинкам и про лису, и про ежика, и про мишеньку… На днях я пел слова из гимна «По дороге испытанья поведу тебя вперед». А когда спал, то наклонился к матери и сказал: «Христос поведет людей». Мама очень удивилась, что я соображаю, что пою. Она мне не говорила об этом. Я очень люблю книги и каждый день прошу у мамы новую книгу, говорю ей — «почитай»…

Лева подал заявление начальнику санчасти, чтобы его приняли на работу в хирургическое отделение больницы. Хирург Петцольд сказал, что место фельдшера есть и что он будет очень нужен. Лева ждал только конца карантина, чтобы перейти на работу в больницу. Все-таки ему будет легче: ведь он так любил медицину. Но однажды в барак пришел хирург Петцольд, подозвал Леву и тихо сказал:

— Вас брать на медицинскую работу не разрешают. Я узнавал, в чем дело. Оказывается, на вас вместе с вашим делом прислана какая-то ужасная характеристика, и здесь, в лагерях, вам придется нелегко, как самому худшему преступнику. В общем, жаль, но взять вас мы не можем…

Лева уже и в прошлом испытывал нечто подобное. Он понял, что Тартаковский не успокоился на том, что добился для него максимально возможного приговора, и в дикой ненависти, что Лева не отказался от Бога, сделал все от него зависящее, чтобы погубить его до конца.