Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Так было с Маргаритой Марией Алакок, которой Христос вручил свое сердце со словами: «И в доказательство того, что та благодать, которой Я сейчас наделил тебя и которая будет основанием и будущих даров, не просто плод воображения, боль останется с тобой навсегда, хотя Я и закрыл рану в твоем сердце» [269]. И, конечно, боль и в самом деле осталась.

Если честно, я не очень верю, что Христос и в самом деле рассек Маргарите Марии грудную клетку. Но зато я верю – и считаю это очень важным – что Христос в самом деле хотел в чем-то ее убедить, а через нее и всех нас.

Такой же случай произошел и в жизни святой Екатерины Сиенской, он даже более известен. На этот раз замена была полной. Но совершилась в два приема. В первом видении Христос рассек ей плоть и вынул сердце. Во втором видении святая вновь видит Христа и слышит Его слова: «Моя возлюбленная дочь, прошлый раз Я взял у тебя сердце, а теперь отдаю тебе свое, отныне оно будет тебе служить». Но на этом рассказ не кончается: «После этих слов Христос закрыл рану на ее груди, но в знак свершившегося чуда оставил там шрам, который ее близкие видели потом не раз и засвидетельствовали это» [270].

Подобные рассказы довольно часто встречаются в житиях святых. Я верю, что в них символическим языком сообщается нам весть, действительно исходящая от самого Господа. Но я верю еще и в то, что весть эта адресована всем нам. Мы все, а не только великие мистики, мы все составляем Тело Христово. Просто некоторые из нас получили знаки своей глубинной тождественности со Христом, но тождественность эту можно найти в каждом из нас. И сами мистики прекрасно это понимали. Вот вам несколько доказательств такого понимания.

Отец Пейригер был учеником блаженного Шарля де Фуко. Он долгое время жил в Эль Кбабе в Марокко, среди беднейших местных туземцев.

Но по характеру своему он был не просто тем, кого в благочестивой литературе у нас принято называть «апостольской душой». Нет, это был хорошо образованный человек, имевший вкус к размышлению и созерцанию. Всю свою жизнь он размышлял над идеями отца Шарля де Фуко, пытаясь претворить его интуиции в богословские выводы.

Все это не мешало ему заботиться об окружающих людях: он создал небольшую больницу, в которой лечил всех, кто обращался к нему за помощью, и в первую очередь, детей туземцев. Конечно, дети эти не были крещены. Но отец Пейригер был настолько убежден, что в каждом из них присутствует Христос, что забота об этих детях даже не прерывала его созерцания. Вот несколько строк из его писем, где он красноречиво это описывает:

«Ну, например, могу ли я доверить вам тот факт, что я никогда не прерываю созерцания…, полнее всего я погружаюсь в него в самый разгар своей больничной деятельности. “Я …был болен, и вы посетили Меня (Мф 25:36)”, так что страдающая плоть этих больных – это плоть самого Христа, а мне выпала потрясающая честь и потрясающее счастье к ней прикоснуться. Я называю это реальностью присутствия» [271].

И еще в одном письмо он возвращается к этой теме почти в тех же выражениях. Речь снова идет о детях туземцев: «… все хорошо. Хорошо наблюдать в этих малышах Тело Христово, тело, которому холодно, но постепенно в этих малышах Христос согревается» [272].

Мы не просто погружены друг в друга, как коробочки или матрешки, с общим центром во Христе. Мы еще и находимся в динамических отношениях друг с другом и, прежде всего, со Христом. Отец Пейригер так объясняет это в одном из своих писем, где речь идет о богословской книге, над которой он тогда работал:

«Мой богословский труд о миссионерстве продвигается, но очень медленно. Тут открываются новые горизонты: приходится взвешивать каждое слово, а это отнимает время. По сути, сюжет тут один: Христос перед не-христианами и не-христиане перед Христом. Показать, как через Воплощение они стали братьями Христу по плоти, и что это родство по полоти со Христом не статическая величина, но что оно работает в них, как подлинная динамика, которая выведет затем и к духовному родству» [273].

Мне хотелось бы тут добавить лишь одно: если бы наша Западная церковь не обесценивала и не лишала остроты учение Христа, то в горизонтах, открытых отцом Пейригером, не было бы для нас ничего «нового». Стоит также заметить, что язык, каким была в итоге написана эта богословская книга, значительно уступает по живости и образности языку его писем. В книге он осмеливается говорить лишь о «родстве по плоти». Если бы он не принуждал себя «взвешивать каждое слово», то его выводы завели бы его гораздо дальше. Его учение открывается в полноте в его письмах.