Бхагаван Раджниш (Ошо) - Глубочайшее доверие к жизни

тером, а не с философией. Зачем думать о философии, пока я жив? Оставь это людям, которые придут позже, когда я умру. Тогда будет много философской работы: исследований, кандидатских и докторских диссертаций. Оставь это другим глупым людям, тебе не нужно об этом беспокоиться.

Ты здесь со мной – утоли свою жажду. Зачем тебе спрашивать моих учеников о философии? Даже если ты спросишь меня, ты не услышишь ничего непротиворечивого. Сегодня я говорю одно, а завтра – уже другой день! У меня нет обязательств перед прошлым. Когда я говорю что-то сегодня, я совершенно не думаю обо всех вчерашних днях, которые прошли. Я совершенно не обязан согласовываться с прошлым.

Человек, который никогда не противоречит прошлому, – мертвый человек. На самом деле, ему больше не нужно жить – зачем? Если он собирается постоянно быть в согласии с прошлым, то лучше закончить жизнь.

Я еще живой. Никто не знает, что я скажу завтра, даже я сам. Это еще не решено, это случится. Для вас это будет неожиданностью, и для меня это будет неожиданностью – мои высказывания всегда для меня неожиданны.

И потом, сейчас здесь более шестидесяти тысяч саньясинов. А только очень умные люди начинают мной интересоваться. Мм? Это не место для заурядностей. Только очень умные люди достаточно смелы, чтобы приблизиться ко мне. Шестьдесят тысяч саньясинов – это шестьдесят тысяч видов философии, каждый человек по-своему понимает то, что я говорю. И это прекрасно, так и должно быть. Как ты можешь понять то, что я говорю? Ты можешь понять только то, что ты слышишь. И неизбежно возникает большой разрыв. Я говорю нечто из своего состояния сознания, а ты слышишь это из своего состояния сознания.

Со временем этот разрыв будет сокращаться. И можешь надеяться, что однажды он исчезнет. Но тогда ты будешь безмолвен .

Будда подарил Махакашьяпе цветок лотоса как знак: «Все, что может быть сказано, было дано другим. Все, что невозможно сказать, я даю тебе, Махакашьяпа». Собрались люди. Они спрашивали Махакашьяпу: «Расскажи нам, что произошло?» А он только смеялся.

После этого в буддийских писаниях не встречается ни одного высказывания Махакашьяпы. Раньше он тоже не упоминался. Он внезапно достиг такой известности, что все остальные ученики Будды отошли на задний план, и Махакашьяпа стал самым выдающимся учеником. Однажды утром Будда подарил ему цветок лотоса и сказал: «Это передача лампы или передача послания, выходящего за пределы писаний. Я передал тебе, Махакашьяпа, то, что невозможно передать словами».

Люди, естественно, были заинтригованы, они начали расспрашивать. Но Махакашьяпа ничего не сказал, кроме простых слов, которые были изложены в писании. Он сказал: «Мой мастер так красиво об этом говорит – зачем мне говорить об этом как-то иначе? Он делает это великолепно, я не могу сказать лучше. Что бы я ни сказал, только испортит то, что он говорит, поэтому я буду молчать».

В старых даосских монастырях существовало древнее правило: «Говори только в том случае, если это улучшит тишину». Это было написано на главных воротах всех даосских монастырей: «Говори лишь в том случае, если это улучшит тишину. В противном случае, молчи».

Зачем говорить, если этим не улучшишь тишину?

Поэтому, когда ученик подходит ко мне очень близко, ему нечего сказать. А до тех пор он может говорить многое, но все его слова выражают лишь его состояние сознания.

Вы читали буддийские писания? Они всегда начинаются с фразы: «Я слышал…» Все буддийские писания начинаются со слов «Я слышал». Почему? Это важное заявление. Оно принадлежит Ананде, великому ученику Будды, который, когда Будда умер, пересказал все истории, рассказанные Буддой, – притчи, ответы, проповеди. Но он всегда начинает со слов: «Я слышал…» Это означает: «Я не знаю, что говорил Будда, я знаю лишь то, что я слышал. Это мое изложение того, что я слышал».

Запомните, если вас кто-нибудь спросит: «Что говорит Ошо?», отвечайте так же, как говорил Ананда: «Я слышал…» Не заявляйте: «Вот что он говорит». Единственным правильным заявлением может быть только такое: «Вот что я слышал – это может быть так, а может быть и не так».

Один неотесанный парень из Нэшвиля, Теннесси, объявил своим родителям:

– Я собираюсь в Кноксвиль, чтобы привезти себе жену.

Спустя несколько дней он вернулся с юной красоткой по имени Мэри Лу и представил ее всей семье, теснящейся за кухонным столом за скромным ужином.

Часов около шести отец сказал: