И Калышева - Основы истинной науки - I

Положим, что позитивисты могут принять и преследовать какую им угодно программу, ставить какие угодно рамки для своих знаний, далее которых они не должны идти. Они, может быть, правы, признав человека психически несостоятельным, решив в принципе доверять более мере и весу, чем обманчивым и несовершенным чувствам человека. Подобный взгляд на вещи избавит их несомненно от многих ошибок, неточностей и гипотетичностей.

Но человечество - может ли оно удовлетвориться этой программой? Разве этим могут исчерпываться все познания, так глубоко интересующие его? Как может отрешиться человек от врождённого желания, хотя бы когда-нибудь узнать начало и сущность свою и вселенной? Каждый человек, мало-мальски мыслящий, задаёт себе прежде всего вопрос: что же я такое? Как мне понять вселенную и всё меня окружающее? Но каждый раз, когда затрагиваются подобного рода вопросы, появляется полная несостоятельность положительных наук. Придерживаясь своей программы, они должны рассматривать вселенную в том виде, как она в настоящее время есть, не заглядывая ни в прошедшее, ни в будущее; но ведь результат подобного исследования может быть только обширным генеалогическим описанием вселенной, или чего-нибудь в этом роде, вот и всё.

В какое безотрадное положение ставят человека положительные науки; они обрекают его никогда не изучать вопросов, наиболее его интересующих; вопросов, составляющих главный смысл его жизни, а что важнее всего, - они не допускают даже и попыток к изучению их. Неужели же, в самом деле, если вопросы о внутренней жизни человека и духовном элементе природы трудны и кажутся нам нелегко разрешимыми, то правильно не пытаться совсем их разрешать, а прямо изгонять их из пределов науки, совершенно игнорировать их?

Тем не менее, позитивизм строго держится своей программы.

Он не допускает ни в один научный предмет ничего духовного, ничего волевого, или отвлечённого, и ничего, что вследствие незнания факта или явления с первого взгляда кажется таковым.

Если позитивисты признают человека в самом деле психически несостоятельным, то, конечно, надо признать вполне правильным, что они постановили не доверять ему. Но мы спросим, -можно ли психически-несостоятельному человеку верить в чём бы то ни было? Какой верный вывод из опыта может сделать этот психически несостоятельный человек? Если по отношению одних чувств мы должны допустить возможность невольного обмана или безотчётной галлюцинации, то должны и по отношении других чувств допустить то же самое. Почему зрение и слух - два чувства, чаще всего галлюцинирующие, - дают правильные показания, по крайней мере такие, на которые и позитивисты позволяют ссылаться, а другие, менее поддающиеся галлюцинации, заставляют признавать человека психически несостоятельным? Нам кажется, что психическую несостоятельность надо искать совершенно не там, где её ищут позитивисты. Есть люди, которые видят, чувствуют и познают природу больше других, и именно они и заслужили со стороны позитивистов название психической несостоятельности; не будем ли мы ближе к действительности, если скажем, что это «слепые уверяют зрячих в том, что всё, что эти последние видят больше первых, - есть не более, как их бред, обман зрения, или выдумка». Но, так как подобного рода слепцов во все времена было несравненно больше, чем действительно зрячих, так как они смелее нападали, энергичнее доказывали и отстаивали свои неверные положения, тогда как противная сторона, уверенная в своей правоте, держала себя всегда более скромно и с достоинством, более подходящим к истинному и глубокому смыслу науки, то личности, привыкшие судить по одной наружной форме, не входя в самую суть факта, которую они и не поняли бы, считали всё это вполне правильным и в порядке вещей.

Иммануил Кант выводил категории знания из форм суждения обыкновенной логикой, лет семьдесят раньше, чем говорили Огюст Конт, Д.Г. Льюис и М. Литтре о цели позитивизма; и Кант в сущности дошёл до того же самого заключения, до которого дошли и эти последние; но смысл его великих слов имеет совершенно иное, более глубокое, чисто философское значение. Он предостерегает всякого не впадать в ошибки, следуя шатким и скользким путём отвлечённостей; но вместе с тем он считает желание проникнуть в духовно-нравственный мир вполне естественным и прирождённым человеческой природе. Он находит, что идеи души, мира и Бога, если мы приписываем им объективное существование вне нас, бросают нас в безбрежное море метафизических заблуждений, но если мы чтим их, как идеи наши, то мы исполняем лишь требования нашего разума, ибо искать причину, предшествующую причине, есть естественная потребность нашего разума.