Рудольф Штайнер - Истина и наука

Рудольф Штайнер

Истина и наука

ПРОЛОГ К "ФИЛОСОФИИ СВОБОДЫ"

РАЗРЕШЕННЫЙ АВТОРОМ ПЕРЕВОД Б. ГРИГОРОВА

Пер. с нем. Б. Григорова

Одна из основных философских работ Рудольфа Штайнера (1861-1925), основателя антропософии. Рудольф Штайнер известен также как основоположник вальдорфской педагогики, биодинамического сельского хозяйства, антропософской медицины, эвритмии и др.

Современная транскрипция русского перевода, выполненного в начале века, с приложением биографических данных автора и перечнем основных работ, входящих в его Полное собрание сочинений.

Над подготовкой русского издания работали:

B. Василевский (ответственный редактор), П. Мейксон, Н. Мейксон,

C. Поливанова, Л. Шумилина.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие 6

Введение 10

1 Предварительные замечания 11

2 Основной теоретико-познавательный вопрос Канта 12

3 Теория познания после Канта 17

4 Исходные точки теории познания 24

5 Познание и действительность 32

6 Свободная от предпосылок теория познания и наукоучение Фихте 37

7 Теоретико-познавательное заключение 46

8 Практическое заключение 48

Приложение 1.

РУДОЛЬФ ШТЕЙНЕР (биографические данные) ... 50

Приложение 2.

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

РУДОЛЬФА ШТЕЙНЕРА 52

ДОКТОРУ ЭДУАРДУ ФОН ГАРТМАНУ

С ГОРЯЧИМ УВАЖЕНИЕМ

ПОСВЯЩАЕТ

АВТОР

Предисловие

Современная философия страдает нездоровой верой в Канта. Настоящий труд пусть будет способствовать преодолению этой веры. Было бы преступным принижать бессмертные заслуги этого человека В деле развития немецкой науки. Но мы должны, наконец, прийти к сознанию, что мы только тогда положим начало действительно удовлетворяющему миро- и жизнесозерцанию, если мы станем в решительную противоположность к этому уму. Что совершил Кант? Он показал, что лежащая по ту сторону мира наших чувств и нашего разума первооснова вещей, которую его предшественники искали при помощи неверно понятых шаблонов понятий, недоступна для нашей способности познания. Из этого он вывел, что наше научное устремление должно держаться в пределах опытно-доступного и не может подойти к познанию сверхчувственной первоосновы, "вещи в себе". Но если эта "вещь в себе" вместе с потусторонней первоосновой вещей только фантом, что тогда? Легко понять, что дело обстоит именно так. Исследовать глубочайшую сущность вещей, их основные начала, есть неотделимое от человеческой природы стремление. Оно лежит в основе всякой научной деятельности. Но нет ни малейшего повода искать эту первооснову вне данного нам чувственного и духовного мира до тех пор, пока всестороннее исследование этого мира не покажет, что внутри этого мира находятся элементы, указывающие ясно на какое-то воздействие извне.

Наш труд пытается привести доказательство того, что для нашего мышления достижимо все то, что нужно для объяснения и понимания мира. Допущение вне нашего мира лежащих начал этого последнего оказывается предрассудком отмершей философии, живущей в тщеславном увлечении догмами. К этому выводу должен был бы прийти Кант, если бы он действительно исследовал, к чему способно наше мышление. Вместо этого он обстоятельнейшим образом доказывал, что вследствие устройства нашей способности познания, мы не можем достигнуть последних начал, лежащих по ту сторону нашего опыта. Но разум вовсе не заставляет нас переносить их в такую потусторонность. Кант действительно опроверг догматическую философию, но он ничего не поставил на ее место. Поэтому примыкающая к нему по времени немецкая философия развивалась повсюду в противоречии к Канту. Фихте, Шеллинг, Гегель не заботились больше об установленных их предшественником границах нашего познания и искали основные начала вещей внутри того, что является потусторонним для человеческого разума. Даже Шопенгауэр, который утверждает, что результаты кантовской критики разума являются навеки непреложными истинами, не может не пойти в познании последних мировых причин по путям, отклоняющимся от путей своего учителя. Роковою судьбою этих мыслителей было, что они искали познаний высших истин, не положив, однако, основы для такого начинания, посредством исследования природы самого познания. Поэтому гордые здания мысли Фихте, Шеллинга и Гегеля стоят перед нами лишенными фундамента. Но отсутствие последнего действовало также вредоносно и на ход мыслей философов. Без знания значения чистого мира идей и их отношения к области чувственного восприятия они создавали заблуждение на заблуждении, односторонность на односторонности. Ничего удивительного, что слишком смелые системы не смогли выдержать натисков эпохи, враждебной философии, и много хорошего, содержащегося в них, было безжалостно сметено наряду с дурным.