Ананд Дилвар - Раб. История одного преображения

вверх, пытаясь защититься от летевших в него комков бумаги.

— Успокойтесь, ради Бога! — воскликнул он. — Речь вовсе не

об этом...

Артур, услышав крики отца и хорошо зная его вспыльчивый

нрав, ворвался в палату, чтобы узнать, в чем дело.

— Что случилось, папа? — спросил он, быстро встав между

доктором и отцом, чтобы разрядить обстановку.

— Я не отрекусь от своего сына! И не надейтесь!

— Ладно, ладно, но что же все-таки произошло? — спросил

Артур, переводя взгляд с доктора на отца и тщетно пытаясь понять

суть конфликта.

— Нам необходимо разрешение не реанимировать вашего

брата в следующий раз, когда у него остановится сердце, —

объяснил доктор, поднимая с пола скомканные листы бумаги. —

Поверьте, так будет лучше для всех, — сказал он, вручая Артуру

бланки, а потом вышел из палаты, хлопнув дверью.

— Лучше для всех! Да что он в этом понимает? — с горечью

произнес отец.

— Папа, вспомни, именно этот доктор спас сегодня твоего

сына...

— А теперь он хочет убить его! — с негодованием выпалил

отец.

Артур внимательно прочитал документы, глубоко вздохнул и

сказал:

— Папа, постарайся понять... прошло уже восемь месяцев...

восемь месяцев бесконечного стресса для всех нас. Мама даже не

знает, что сегодня здесь произошло. Кроме того... сколько вы уже

потратили на лечение?

— Сколько потратили? Да какая разница! Деньги не главное.

Это последнее, о чем я беспокоюсь! — крикнул отец, сжимая

кулаки. Впрочем, он тут же осознал, что вновь поддался прежним

реакциям, и принялся смущенно извиняться: — Прости, сынок. Я

ума не приложу, что же делать.

— Все в порядке, папа. Нам всем сейчас трудно.

По щекам у отца потекли слезы:

— Что скажет ваша мать, когда узнает об этом?

— Она стала гораздо сильнее. Папа, прошло уже столько

времени! Тебе не кажется, что она начинает свыкаться с мыслью о

неизбежном?

— Невозможно свыкнуться с мыслью о потере ребенка, —

покачал головой отец. — Нет ничего мучительней такой утраты.

— Я хочу сказать, что она понимает, что это всего лишь вопрос

времени. Посмотри, — указал рукой на меня брат. — Даже если он

придет в себя, удастся ли ему стать полноценным человеком?

Пролежать в таком состоянии много месяцев... Мы даже не знаем, работает ли еще его мозг.

«Лучше, чем ты себе можешь представить! — мысленно

воскликнул я. — Поверь, я в полном порядке».

— Мы не вправе решать подобные вопросы, — возразил отец, взяв Артура за руку. — Поступать так — значит изображать из себя

Бога.

— Искусственно поддерживать в нем жизнь — вот что значит

изображать из себя Бога! Может, именно Бог хотел, чтобы сердце

моего брата остановилось, а мы удерживаем его здесь против воли

Господа. Что, если он страдает и мы лишь затягиваем его мучения?

Отец упал на стул и заплакал, прикрыв лицо руками и бормоча:

— Черт возьми... Черт возьми... такое чувство, будто это чья-то

жестокая шутка! Да пошел ты, Господи! Ты слышишь меня?!

Его рыдания эхом разносились по всей палате. Меня глубоко

тронула такая искренняя любовь ко мне — он даже не побоялся

бросить вызов Богу!

— Папа, подпиши разрешение, — сказал Артур, когда отец

немного успокоился. Он протянул ему пачку мятых документов.

Несколько мгновений отец молча смотрел на бумаги, затем

механически полез в карман пиджака за ручкой, вытер слезы и

подписал мой смертный приговор.

К чему этот надрыв? — Мой наставник был не из тех, кто

держит свое мнение при себе. — Все мы рано или поздно умрем.

Наша задача не в том, чтобы прожить как можно дольше, а в

том, чтобы по максимуму использовать отведенное нам время.

«Странно, но я ничуть не сержусь ни на отца, ни на брата», —

сказал я.

Прощение — это не какое-либо действие. Прощение — это

всего лишь понимание. Достаточно лишь понять, что все наши