Игорь Муханов - Байки о жигулёвских отшельниках

Когда приходит весна, и мысли у человека становятся весенними.

Прибывает в оврагах крапива, в кустах сирени таланится соловей, и человек, какого бы возраста он ни был, живёт надеждой на будущее.

Наблюдая из своих пещер, с какою радостью крестьяне готовятся к посевной, и отшельники проникаются духом плодородия. Их слова начинают круглиться, а мысли – голубеть. Заводи в эту пору любую беседу с ними – в душу проникнет и прорастёт! Так, один отшельник говорил в эту пору на каком-то своём, весеннем наречии:

– Моё сознание – заросшее сорняком поле… Готовлю к посеву его!

Прежде в местах особой силы отшельники селились, и в наше время селятся.

Если на будущее таких мест посмотреть, можно увидеть большие сёла и города, желтеющие своими строительными лесами. Вот и на месте города Самара прежде отшельник жил.

В 1357 году митрополит московский Алексий, следуя водным путём в Ставку Золотой Орды, решил того отшельника навестить. Уж больно митрополит был о нём наслышан!

Беседа двух лиц была задушевной. Презрев земные дела, она поднималась в обитель Ангелов и выше. И вдруг отшельник о будущем городе стал говорить. Да так живо и проникновенно, словно он в городе этом жил…

Всё, видать, наперёд отшельник знал!

Случалось, сказывают, и нередко, что отшельники луговую мяту и сосновую смолу пудами жгли. В часы утренней и вечерней молитвы дым благовонный до самых облаков поднимался, случалось, и жителей небесного города Ладограда доставал. Свешивались они тогда с зубчатой городской стены и кричали отшельникам:

– Эй, как вы там?

А отшельники тоже им кричали:

– Эй, как вы там?

И после этого все – и на небе, и на земле – по-доброму смеялись!

Случалось это, сказывают, и тогда, когда Волга от обильной рыбы серебрилась, и в наше время случается.

«В жизни я во всём доверяюсь Богу, а в письме – строчке, – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник. – Даже обыкновенная на вид строчка, если её выпустить из рук ума, становится птицей. А та доподлинно знает, куда ей лететь!

От ударов её крыльев воздух рябит и лихорадит. Ткань мира рвётся, и в прорехи заглядывает иной мир…

Сила Бога, пребывающая во всём, должна быть и в строчке, даже в самой обыкновенной».

Одна подгорская баба пошла по грибы и заблудилась. Ни воды у бабы, ни еды. А покидать наш подсолнечный мир ой как ей не хотелось!

Совсем обессилела баба. И вот на рассвете того дня, который она считала последним, соткалась перед ней Тень отшельника…

– Чего ты всё плачешь, трясёшься от страха? – спросила Тень. – А ну-ка, погляди вокруг. Тебя окружает Красота, души твоей водительница. Собери букет цветов и сама увидишь, что будет!

После этого Тень отшельника растаяла, как пороховой дымок, в воздухе.

Баба, пожав плечами, стала собирать цветы.

Всесветная какая-то радость вдруг ей на сердце легла. Зверобой, душица, ромашка, колокольчики и другие лесные цветы стали ей, как близкие друзья. «С ума схожу или умираю, – подумала баба, – но до чего ж хорошо!»

Она старалась собрать не только большой, но и красивый букет, и это ей стало удаваться. Переходя от цветка к цветку, с одной поляны на другую, баба набрела на заросшую травой тропинку, которая и привела её обратно домой.

«На волжском берегу песчинки пересчитывать без всякой путаницы научись. Язык скрипучей двери понимать научись. И буйной силы течение, как факир змею, усыплять научись» , – писал возле своей пещеры отшельник.

Прыгали птички по камням, поглядывая на отшельника, оставляя на щербатой поверхности жемчужные кружочки. А отшельник, поглаживая бороду, писал:

«В радость о будущем всякий низкорослый кустарник «лесовитым» называть научись. И из безвкусного звёздного горошка вкусную кашу варить научись. И над замшелым придорожным камнем отцовствовать и материнствовать научись».

Летели гуси вдаль, изображая сосновую иголку. Встречая баржу, плывущую по течению, гудел пароход. А отшельник, всё душой принимая, записывал в свою тетрадку:

«Во всякой церкви дом встречи различных миров видеть научись. Весёлым, как нарождающийся месяц, быть всегда научись. Сверкать яркой молнией, но только в солнечный, для неприметности, день научись».