Сергей Алхутов - Возвращение Заратустры

“Ты ведь умеешь читать — и вот, я тебе об этом напишу”, — отвечал Заратустра. И написал так.

“Половина булыжника — тоже булыжник. Половина верёвки — тоже верёвка. Половина толпы — тоже толпа. Также и салат: его половина тоже есть салат.

Салат делают из огурцов и прочих овощей. Смотри! Не всё ли равно тебе, где в салате будет именно этот огурец и именно этот прочий овощ? Также и толпа: не всё ли равно тебе, где в ней будет именно этот человек?

Если ты не знаешь, что от салата осталась половина, как узнаешь, сколько было салата? Итак, по части его не узнаешь целого. Также и по части булыжника, и по части толпы, так же — смотри! — и по части верёвки.

И если в салате три овоща, можно ли, отделив один от другого и другой от третьего, узнать по одному, каковы другие? Также и в толпе.

И вот часть салата: огурец. Смотри: половина его есть огурец для повара и не есть огурец для земледельца. Также рыба камбала: половина её — рыба для повара и не рыба для рыбака.

Даже и человек таков! — ибо половина человека есть человек для дикаря и людоеда. Он называет это человечиной.

Истинно говорю: некоторые толпы суть салаты из человечины. А иные умы суть салаты из мыслятины.

Внимай и бди: как узнаешь ты, что мысль твоя — пока ещё вещь, не вещество? Впрочем, иногда уместно и вещество — иначе, хозяин, не стояла бы на твоём столе половина салата.

Вот вещество: железо. И сделали из него гвоздь. Вот то, что называют вещью в себе! — ибо одно в нём определяет другое.

Если гвоздь слишком тонок, согнётся он при ударе. Если же слишком толст — не удержится в доске. Однако с чем соизмеряет гвоздь толщину свою, как не с длиной?

Но толщина гвоздя есть и толщина его части. Ибо рубят его поперёк, и не знаю я, зачем бы и кому распиливать гвоздь в длину.

И вот, узрев часть и обрубок гвоздя, знаешь о том, каков был весь.

Итак, гвоздь есть целое, и половина гвоздя — уже не гвоздь. Впрочем, она есть железо — для металлурга.

Но есть также половина гвоздя, что равна его целому. И это — половина его времени. Ибо не всё ли тебе равно, забивающий гвозди, когда и в какое время ты их купил?

И вот нечто, чья половина не равна целому и во времени. Сей есть сливной бачок.

Есть момент, когда поплавок его опущен, и есть момент, когда поднят. И едва он поднят, нет уже бачку нужды вести себя так или иначе. И ему наступает безвременье.

Но вот, открывают его слив, и бачок просыпается, и начинается круг его времени. И половина этого круга не равна целому.

Говорю тебе: круг его времени подобен гвоздь, и время бачка — вещь, не вещество. Время же гвоздя, как ты понял, — вещество, и лучше бы назвать его времятиной.

Бачок же — и не вещь; уж во всяком случае не вещь в себе! Ибо раскинул свои тенёта и свои щупальца широко в сети труб. Внутри, как кажется, состоит он из вещей: поплавка, крана, слива и прочих. Но не верь! — ибо состоит он из движений и обратных связей.

Некоторые именуют бачок и ему подобное, чьи времена суть вещи, системами. Заратустра не против такого имени. Есть им и другое имя: устройство.

И если толпа есть вещество, а строй солдат и боевой порядок — вещь, то что назову устройством? Назвал бы диверсионную группу, однако нет: пусть запомнишь ты конвейер и трудящихся на нём.

Незаменимых людей нет — так говорят о системе из них. К чему ещё сетовать на эти слова? — ибо незаменимость человека значила бы, что от него требуют и вменяют ему в обязанность бессмертие. Заменимость же значит, что и ты заменишь любого.

Время устройства — вещь: знаешь ли ты незаменимые вещи?

Время устройства — вещь: но что при этом есть само время?

Все мерили его, и никто не знал его, и если напишет Заратустра, что время есть изменение вещей и мест, кто будет против?

И есть нечто, известное мне как изменение самого времени. Я не знаю, как это зовётся; я назову его Памятью.

Гвоздь неизменен, и время его — салат и времятина. Где Память гвоздя? — разве что отбита молотком или вовсе не существует.

Бачок есть устройство, и место, занимаемое им, меняется: вот, открылся слив, что был закрыт, и вот, опустился поплавок. Время бачка есть вещь — где Память бачка? Не ищи, ибо она — лишь вещество и салат.

Но вот нечто, чьё время — устройство и чья Память — вещь: смерч и торнадо. Внутри, как кажется, время их состоит из вещей — прошлого и будущего, рождения и распада. Но не верь! — ибо время их и жизнь их сделаны из движений и обратных связей.

И ты, сущий как торнадо и смерч: разве и прошлое твоё не меняется будущим и настоящим? Разве “сейчас” не влияет на “прежде”? Смотри: как помнишь ты себя в прошлом? Видишь ли себя со стороны? Как, разве, живя и проживая тот момент, видел себя со стороны и тогда? Видишь ли мир вне себя? Как, разве и прежде видел его таким?