Дональд Уильямс - Пересекая границу. Психологическое изображение пути знания Карлоса Кастанеды

Точно так же анима может заманивать мужчину и сбивать его с пути. Карлос, как мы уже видели, сбит с пути своей депрессией, чувством никчемности, неуверенности в себе. Фон Франц описывает этот негативный аспект анимы в книге "Человек и его символы" .

В своем индивидуальном проявлении характер мужской анимы, как правило, определяется и формируется матерью. Если мужчина чувствует, что что мать оказывала на него отрицательное влияние, его анима будет часто выражать себя в раздражительном и подавленном настроении, неуверенности, ненадежности и ранимости… Эти "капризы анимы" являются причиной некоторой тупости, страха болезни, импотенции или несчастного случая. Все и жизни приобретает печальный или гнетущий характер. Такие мрачные состояния могут даже подтолкнуть к самоубийству, тот самый случай, когда анима становится демоном смерти. [83]

В гомеровской «Одиссее» сирены ведут себя как "существа ночи" и стремятся сбить Одиссея с пути. Одиссей привязывает себя к мачте, а уши своих спутников заклеивает воском, чтобы нежное пение сирен не увлекло их на берег. Одиссей, как и Карлос, уже получил предостережение о темной стороне бессознательного, о соблазнительной стороне красоты, о темноте кажущейся невинной красоты:

Прежде всего ты увидишь сирен, неизбежною чарой

Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных

Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближась, их гладкий

Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетних

В доме своем никогда не утешить желанным возвратом-

Пением сладким сирены его очаруют, на светлом

Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет

Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья. [84]

Когда человек сталкивается с несущими смерть аспектами анимы/анимуса, то возникает тайная сила, — его привязанность к повседневной жизни. У Одиссея это дом и семья, у Карлоса — влечение к «резким» человеческим звукам дона Хуана. Фактически, притягательная сила бессознательного часто приобретает эффект усиления сознательной позиции. Из страха мы компенсируем влечение к Чертовой Травке утверждением ценностей сердца, разъясняя, кто мы такие. «Мужество», необходимое для взаимодействия с Чертовой Травкой, и есть та сила убеждения относительно своей подлинной личности.

В своих отношениях с анимой воин идет дальше, чем охотник, и вступает с ней в диалог в активном воображении. Юнг описывает этот процесс и его последствия в "Воспоминаних, сновидениях, размышлениях":

Именно она, [анима] соединяет образы бессознательного с сознательным разумом, и я ценю ее, главным образом, за это. На протяжении десятилетий я всегда обращался к аниме, когда чувствовал нарушенным свое эмоциональное поведение, а бессознательное давало почувствовать, что в нем что-то созревает. Тогда я спрашивал аниму: "Что ты собираешься предпринять? Что ты видишь? Я хотел бы знать". После некоторого сопротивления она обычно выдавала образ. Как только появлялся образ, беспокойство эмоций перерастало в интерес и любопытство по поводу тех образов, с помощью которых она связывалась со мной, так как я должен был попытаться понять их наилучшим образом, точно так же, как и сновидение. [85]

Таким образом, человек способен уловить бессознательные процессы, когда они еще в «зародыше» и не пустили корней. Тогда сознание способно выделить то, что значимо и ценно из деятельности анимы/анимуса, и более полно и мудро участвовать в разворачивающихся событиях. [86] Таким образом, человек «приручает» четвертую «голову» Чертовой Травки.

В процессе приобретения союзника Чертовой Травки, важно не заморозить контрсексуалъный аспект данного комплекса. Заманчиво прийти к обобщающему выводу, отметив, что комплекс мужской анимы несет в себе качество эффективности (эмоциональную, настроенческую основу), поскольку мужчины имеют обыкновение представлять женщин более эмоциональными, а комплекс женского анимуса преимущественно абстрактен по своему качеству (идеи, мнения), потому что женщины склонны, видеть мужчин более рациональными. Однако такой подход несостоятелен по двум причинам: первая — потому, что индивид несет в себе больше индивидуального, чем общего, и вторая — поскольку сами мыслимые нами качества, — быть женственным или мужественным, не имеют в себе универсальной основы (validiti), а существуют скорее как тенденции, тренды (кстати, выходящие из употребления) в нашей собственной культуре, в наше время. По всей видимости, были времена, когда мы стояли ближе к своим биологическим корням, когда индивиды соответствовали специфическим сексуальным чертам, легко распознававшимся как женственные или мужественные. И мужчины, и женщины продолжают переживать друг друга как отличных от самих себя и будут продолжать переживать это отличие, как нечто влекущее и беспокоящее, не обращая внимания на специфическую природу такого различия. Хотя наши образы могут меняться, они останутся постоянным психологическим фактором, с которым мы имеем дело в качестве анимы, анимуса или Чертовой Травки. Но далее невозможно приписывать особые черты мужскому или женскому принципу, мужчинам или женщинам со штампом абсолютной истины. В процессе индивидуации мы ощущаем призыв осознать себя в качестве индивидов, то есть довериться и следовать своему собственному уникальному опыту, невзирая на то, соответствует он или нет общему направлению.