Флоринда Доннер - Жизнь-в-сновидении

Смотритель взял меня за руку и повел наружу, через пустырь, сквозь заросли чапарраля, на задворки маленького домика.

— Мне нужно закрепить генератор, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты мне помогла.

Громко рассмеявшись, я сказала ему, что не имею ни малейшего представления о генераторах. И только когда он открыл люк в бетонной обшивке, я поняла, что электрический ток для освещения дома вырабатывается именно здесь. Я не сомневалась, что электрические лампы и приборы деревенской Мексики похожи на эти. С ними я была знакома.

С того дня я старалась задавать поменьше вопросов, чувствуя себя неподготовленной к его ответам. Наши встречи приобрели характер ритуалов, в которых я делала все возможное, чтобы быть под стать старику в его изысканном испанском. Я часами сидела в своей комнате, перерывая всевозможные словари в поисках новых или устаревших слов, которые произвели бы на него впечатление.

Однажды утром, ожидая, пока смотритель принесет завтрак, я впервые оказалась в его комнате одна. Мне попалось на глаза странное старое зеркало и я принялась тщательно исследовать его мутную пятнистую поверхность.

— Это зеркало поймает тебя в ловушку, если будешь смотреться в него слишком долго, — произнес голос у меня за спиной.

Ожидая увидеть смотрителя, я обернулась, но обнаружила, что в комнате никого нет. Охваченная страстным желанием поскорее добраться до двери, я чуть не опрокинула одну из скульптур, стоявших возле меня, и машинально протянула руку, чтобы поправить ее, но не успела дотронуться, как мне почудилось, будто неопределенным круговым движением фигура отдалилась от меня, а затем с поразительно человеческим вздохом заняла первоначальное положение.

— Что случилось? — спросил смотритель, входя в комнату. Он поставил большой поднос на свой шаткий столик и, глядя на мое помертвевшее от ужаса лицо, снова спросил, что же произошло.

— Иногда у меня появляется ощущение, что эти монстры живые и наблюдают за мной, — произнесла я, кивая в сторону ближайшей скульптуры. Увидев его серьезное лицо, на котором не было и тени улыбки, я поспешила заверить, что назвала их монстрами, имея в виду не уродство, а скорее их громадные размеры. Сделав несколько судорожных вдохов, я повторила, что эти скульптуры кажутся мне живыми.

Украдкой оглядевшись и понизив голос до еле слышного шепота, он произнес:

— Они живые.

Я была так поражена, что начала лепетать что-то о том, как однажды вечером впервые обнаружила его комнату, привлеченная мрачным шепотом ветра, шевелившего занавеску у разбитого окна.

— Еще тогда они показались мне монстрами, — призналась я с нервным смешком, — чужими духами, наполняющими сумеречные тени.

Пошевелив губами, смотритель пристально поглядел на меня, затем медленно обвел взглядом комнату.

— Давай-ка лучше обедать, — сказал он в конце концов, — иначе все остынет.

Он придвинул мне стул и, когда я удобно уселась, добавил дрогнувшим голосом:

— Ты права, когда называешь их духами. Ведь они — не скульптуры, они — измышления. Их представил себе из образов, промелькнувших в других мирах, один великий нагваль, — пояснил он таинственным тоном.

— Мариано Аурелиано? — спросила я.

Он покачал головой и ответил:

— Нет, его звали Элиас. Он гораздо старше.

— А почему эти измышления стоят в твоей комнате? Разве этот великий нагваль сделал их для тебя?

— Нет, я только присматриваю за ними.

Поднявшись, он сунул руку в карман, достал аккуратно сложенный белый носовой платок и принялся смахивать пыль с ближайшей скульптуры.

— С тех пор, как я стал смотрителем, следить за ними — моя обязанность. Когда-нибудь с помощью всех этих чародеев, которых ты здесь видела, я должен буду вернуть их обратно.

— А куда именно?

— В никуда, в пространство, в вакуум.

— И как ты собираешься это сделать?

— С помощью той же силы, которая доставила их сюда в первый раз. Силы сновидения-наяву.

— Если ты умеешь сновидеть так же, как все эти маги, — начала я осторожно, изо всех сил пытаясь скрыть нотки торжества в голосе, — значит, ты и сам должен быть магом!

— Да, но я не такой, как другие.

Его искреннее признание привело меня в замешательство.

— А в чем же разница?

— А, — отмахнулся он — абсолютно во всем. Но сейчас я не могу объяснить этого. Если я расскажу, ты только разозлишься, станешь еще более замкнутой. Когда-нибудь, однако, ты поймешь все сама, без посторонней помощи.