Виктор Голицын - Окно на тот свет. Посланники потустороннего мира

Но мы-то ведь не собаки – и отступать было некуда, да и позорно, хотя бы друг перед другом. Гусеев достал ключи и нарочито небрежно и быстро отпер дверь. Из темной квартиры потянуло холодом. Не заходя внутрь, Гусеев протянул руку, щелкнул выключателем в прихожей, и мы увидели... мы увидели на полу трупик голубя... обыкновенного сизаря, каких полным-полно в средней полосе России. Причем, судя по следам на мучном полу, неведомая сила будто притащила его из кухни, а потом бросила прямо нам под ноги. Узоры в ловушке по большей части остались нетронутыми. В комнате повсюду валялись перья и обрывки какой-то пакли.

– Мама не горюй... снова голуби... – хмуро присвистнул Гусеев.

Я тогда не обратил внимания на единственную пророненную им фразу.

На кухне обнаружили перевернутым обеденный стол, а продукты из холодильника оказались сваленными в одну кучу под мойкой. Мусорное же ведро, которое, по свидетельству хозяина, он выносил буквально накануне наших подготовительных процедур по поимке «нарушителя границы», было до краев наполнено битой яичной скорлупой. Мало того, оно стояло... в детской комнате, на тумбочке возле кроватки гусеевского сынишки. Скорлупа валялась и возле кроватки, и возле тумбочки.

В общем, на моих спутниках лица не было. Признаться, я и сам ощущал неприятное щемящее чувство под ложечкой, хотя и подготовился внутренне к тому, что могу увидеть. У меня на такие вещи нюх сильно развит, чуял я, что дело нечисто и что не рядовой шалунишка полтергейст здесь обнаружится...

Как я и думал, на видеокамере ничего не записалось, кроме куска унылого дерматина входной двери, и только в кое-каких местах на экране появлялись непонятные рябь и муть. Народ сразу же после засвидетельствования «нечистой силы» решил как можно быстрее покинуть помещение, и мы отправились глушить с горя водку литрами, как выразился Серега. Пока шли, Гусеев беспрерывно рассуждал вслух, прикидывая, за сколько и как быстро он сможет продать эту квартиру и куда же ему переехать. Среди потока полусвязной речи я уловил несколько заинтересовавших меня фраз...

– Погоди-погоди, ты сейчас чего сказал? – прервал я его.

– Как чего? – не понял Гусеев. – Ну что я потеряю пару тысяч баксов на этой продаже...

– Нет, а перед этим?

– Перед этим... говорил, что соседка бывшая, старая карга, накаркала этот содом и гоморру...

После подробного «допроса» Гусеев выдал следующую версию.

В шальной квартире они живут не так уж и давно, примерно полгода. До того ютились в одной комнате, деля двухкомнатную квартиру с соседкой Ксенией Ильиничной, бездетной пожилой женщиной лет пятидесяти пяти. Тетка она была неплохая, только уж очень привязалась к его маленькому сыну, все время норовила утащить в свою комнату и то сказки ему там читать, то баюкать-нянчить. Жена только рада была отдохнуть от Андрюшки, часто оставляла маленького соседке, но самому Гусееву пылкая любовь к его отпрыску не очень нравилась. До поры до времени он молчал, слова против не говорил, да и жалко было по первости тетку, жена опять же объясняла терпеливо, что у той неудовлетворенный материнский инстинкт выхода ищет. Да только однажды он вернулся домой во внеурочное время... Жены дома не было, сын, понятное дело, у Ильиничны, в коридоре слышно, как агукает...

– Эй, Ильинична, моя-то давно ушла? – сунулся он было к ней в дверь и оторопел...

Андрюшка сидел на подоконнике, свесив маленькие босые ножки вниз, а, между прочим, этаж четвертый, да и февраль месяц на дворе. Но мало того – рядом с ним сидела голая Ильинична, престарелая Даная, а на голове ее красовался какой-то цветочный венок. Вокруг них летали голуби, целая туча голубей.

Гусеев стоял, раскрыв рот, пока Ильинична не обернулась и не взвизгнула:

– Ой... я сейчас все объясню! Вы только не пугайтесь! С Андрюшенькой ничего не случится! – бормотала она, неловко сползая с подоконника и стаскивая ребенка. Напялила какой-то халат, захлопнула окно и стала путано-путано лепетать – об ангелах, раскрытии детской души и ее таланте к общению с потусторонним миром. Гусеев не дослушал, схватил Андрюшку и выскочил прочь. Когда жена вернулась, он коротко ей рассказал о случившемся и безапелляционным тоном заявил, что они переезжают. Мол, давно пора, тем более что накопленных денег на однушку хватит, а на двушку они лучше еще раз накопят.

Все то время, пока искали покупателей на свою комнату, Гусеев старательно избегал соседку. Настрого запретил и жене с ней общаться и, уж не дай бог, подпускать к Андрюхе сумасшедшую бабу. Только однажды, за два дня до переезда, Ксения Ильинична подкараулила его утром на общей кухне и с ненавистью в глазах прошептала: