Татьяна Калистратова - Темная сторона России

Мы переглянулись в недоумении. Чтобы Никита так себя повел — этого просто не могло быть. Да он в любом лесу как дома, а тут — такая истерика.

— Никитушка, — я присела рядом, — что с тобой?

Кит вскочил на ноги и, пнув подвернувшуюся валежину, опять заорал:

— Да что вы на меня так смотрите? Заблудились мы, за-блу-ди-лись! Где мы, я не знаю, но примерно представляю, где Нойдала.

— Так, хорош орать. — Мишаня скинул рюкзак и подошел ближе. — Это нас леший водит.

Надо снять все шмотки и вытряхнуть пыль из швов. Бабушка рассказывала, что это всегда помогает, а мы уже столько за эту экспедицию насмотрелись, что не грех и проверить, так это или нет.

В принципе Мишка был прав, но мы как-то забыли про примету, что, когда леший водит кругами, надо снять всю одежду и вытряхнуть по швам. Только мы начали разоблачаться, как за нашими спинами вдруг послышалось кхеканье, и сипловатый голос, чуть растягивая гласные, произнес:

— Здорово, путнички. Заблудились, гляжу?

Мы аж подпрыгнули от неожиданности и разом повернулись.

На краю полянки стоял старик в странной одежде, с трехлинейным карабином в руках и старинным военным вещмешком.

— Закрутил вас лесной хозяин. Чего ищете-то в чащобах?

— Кто вы? — растерянно спросил Никита.

— Человек я.

— Откуда?

— Дык мы туточки почитай уж век живем. Как от советской власти ушли, так и живем своими дворами.

— От советской власти? — изумленно протянула я. — Значит, вы и есть та деревня, что старым укладом живет? То есть нашли мы вас?

— Ну, — засмеялся старик, — это я, допустим, вас нашел.

— Дедушка, — начал Мишаня, — а скажите, до Нойдалы далеко ли отсюда?

— До Нойдалы-то? Дале-ече, — протянул он. — Верст под сотню будет.

— Да быть такого не может! — ошарашенно вскрикнул Кит. — Мы шли три дня. Да крутились еще. По таким буреломам мы по тридцать километров в день не могли делать.

— Кхе-кхе, — покряхтел старик. — Но пришли же. Вы вот что. Вещи-то собирайте, пойдем, до деревни провожу. Тами поговорим. Хотя с вами, такими квёлыми, сегодня не дойдем. Давайте-ка разбивайте свой лагерь, а поутру и провожу вас. А пока я за дровишками и растопочкой схожу. Эй, ты, здоровый который, — обратился он к Мишке, — пойдем-ка, поможешь дровишек на костер собрать.

Он развернулся и пошел с полянки, а мы занялись палатками и продуктами.

Мишка со стариком притащили просто гору валежника. Старик ловко сложил костер, подложил в него мох и бересту, достал из-за пазухи мешочек и вытащил оттуда кремень. Мы стояли, разинув рты.

— На, дедушка, зажигалкой-то удобнее будет, — протянула Йола старику свою «Зиппо».

— Ну, может, и удобнее, а так всё ж привычней. — Старик высек сноп искр, и костер весело разгорелся.

— Пойдем-ка, девонька, — обратился он к Йоле, — родничок покажу. Котелок возьми, воды набрать.

Вскоре в одном котелке вскипел чай, а во втором подходила наваристая каша.

Мы уселись кружком, и старик начал разговор:

— Меня вообще-то Михаилом Семеновичем зовут, но можно просто дедом Мйхалом звать, — с ударением на первом слоге произнес он. — А вас как величать?

— Меня Никитой. А ее, — показал Кита на меня, — Татьяной. Это — Йола, Миша, Юлик, Дим и Лена, — представил он нас. — Журналисты мы, по темным местам России идем, непознанное описываем, а когда получается, то и фотографируем.

— Фотоографируете. — немного растянул слово дед Михал. — Да как же вы эту бандуру-то за собой по лесам таскаете?

Мы недоуменно переглянулись. Юлик отошел к палатке и принес свой фотик.

— Какая же это бандура, дедушка? Вот смотри, маленький совсем, да и не тяжелый. Это раньше фотоаппараты громоздкие были, а теперь крохи совсем. Вон у Йолы — еще меньше.

Дед Михал усмехнулся. И спросил Йолу:

— Ты, девонька, тоже фотоографируешь?

— Да мы все тут снимаем, — улыбнулась Йолка. — А потом описанное и отснятое в журналы да в газеты пойдет, как цикл рассказов. Вы про газеты что-нибудь знаете?

— А как же! Мой дед, когда нас красные грабить хотели, собрал весь скарб, тогда и газеты, и книги все прихватил, чтоб нас, малых, читать да писать выучить. Пять семей тогда ушло в леса.

Мишаня оживился:

— Дедушка, расскажите! Я о вас материал к себе в журнал сделаю — будь здоров! Всё-всё опишу.

— Расскажите, — просяще протянули и мы вслед за Мишкой, — интересно же.

Дед вновь усмехнулся и, вздохнув, начал рассказ:

— Мне тогда лет десять было, когда в деревне первый продотряд появился и начал забирать все, что было съестного. Вой тогда стоял. А эти красные забрали, что по верхам, и приказали к следующему месяцу готовить продовольствия больше. А у нас у всех тогда погреба не только в домах были, но и за околицей. на всякий случай. Вот к тем припасам они и не добрались. Мой дед покумекал, да и приказал отцу собирать скарб — дескать, уходить надо. Мол, это сейчас одну корову забрали, а в следующий раз всё отберут и по миру пустят. Мы и струмент нагрузили, и утварь, какую могли, а скотину к телегам привязали. Так табором и двинулись. Да не больно-то далеко уехали. Догнали нас красные, детей из телег повыкидали и грабить принялись. А начальник их к мамке приставать начал. Отец и не выдержал. Стукнул по темечку, тот и помер. Не успел за наган ухватиться. А остальные тоже не успели понять, в чем дело, — дядья схватились за ножи да колья и порешили всех. Потом закопали. И надумали подальше в лес уходить. В это время до нас еще три семьи дошли со своими телегами. Долго мы шли. Дорог не было уже, и пришлось телеги в лесу закопать, а скарб на себе перетаскивать. Отец с дедом всех вели сквозь болота и буреломы. Тяжко было, но дед сказал, что лучше родной лес, чем большевицкие порядки. Дошли, обжились, обстроились потихоньку. Так и живем все эти годы.