Дипак Чопра - Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни

После смерти последнего из Великих Моголов признали виднейшим поэтом, писавшим на урду. В некоторых научных статьях даже говорится, что он был настоящим суфием; кое-кто называет его святым. Я бы не стал высказываться так однозначно. Когда я изучал историю Индии в школе, то симпатизировал англичанам, но услышав музыку стихов Бахадур Шаха, встал на сторону поэтов.

Неспособность выбрать что-то одно отравила мне характер. Я мало-помалу превращался в сторонника жесткой конкуренции и взирал на индийскую историю с британской точки зрения: ведь англичане триста лет всех побеждали. Однако я не мог забыть и о страданиях собственного народа. Поэты, которых я читал, стали словно бы молчаливыми свидетелями моих мыслей и настроений. Они смотрели на происходящее, но не вмешивались. И не требовали, чтобы я менялся. Впрочем, даже если бы требовали, я бы не обратил внимания. Я словно бы бежал кросс, у начала каждого круга думая только о победе. Молчаливые свидетели терпели и ждали. Когда у тебя в запасе вечность, ждать можно сколько угодно.

В деревушке Черрапунджи нас приняли за богов. Черрапунджи находится на границе Индии и Бангладеш. Это одно из самых дождливых мест на земле: в «Книге рекордов Гиннесса» говорится, что ему принадлежит рекорд по самому большому количеству осадков и в год, и за месяц. Это поразительное место с такими прекрасными водопадами, что дух захватывает. Когда мне было двенадцать лет, родители решили свозить нас с Дипаком туда на экскурсию. Мы поднимались по склону горы на нашем маленьком «хиллмане» — дорога змеилась зигзагами все вверх и вверх, поворотов было столько, что и не сосчитаешь. Во время пути дождь не стихал ни на минуту. Но стоило нам въехать в деревню, как тучи развеялись, и вышло солнце. Там были маленькие детишки, которые толком не видели солнца ни разу в жизни, и когда оно вышло при нашем появлении, они решили, что мы боги или по крайней мере какие-то сверхъестественные существа. В сверхъестественном происхождении нас заподозрили даже некоторые лавочники. Они улыбались, зазывали к себе в лавки на чай с лепешками-самоса и не брали с нас денег.

Такое же ощущение было у меня, когда я малышом сел в поезд на вокзале в Джабалпуре и, выглянув в окно, увидел, как сотни людей выказывают уважение моему отцу, а многие даже плачут. Я был маленький и не понимал, что это такое — быть врачом, — но сообразил, что врачи, наверное, люди особенные. Именно тогда мне пришло в голову, что и я, пожалуй, тоже стану врачом. Прошло много лет, и мы с моей женой Амитой отправились в паломничество в ущелье Гомукх — своими глазами увидеть исток священного Ганга. Когда мы были там, один наш спутник, знаменитый индийский врач по имени Х. К. Чаттани, обратился ко мне с вопросом.

– Санджив, — спросил он, — если бы вам довелось прожить жизнь заново, какую профессию вы бы выбрали и где бы поселились?

Я посмотрел на вершины гор, в небо — и ответил:

– Все очень просто, доктор Чаттани. Стал бы гепатологом в Бостоне, преподавал бы, писал книжки, старался быть хорошим врачом. В общем, то же самое, что сейчас.

Мой собеседник задумался.

– На такой высоте воздух разреженный, у вас гипоксия мозга, — усмехнулся он. — Спрошу вас еще раз, когда будем на уровне моря.

В следующий раз мы встретились через неделю на вечеринке с коктейлями в Дели. Ответ мой не изменился. Я счастливый человек — могу себе позволить заниматься любимым делом. Медицина — наш семейный бизнес. Я с детства видел, как нравится отцу лечить людей, заботиться о них. Он с искренней радостью уходил каждое утро на работу, и я с детства понимал, что занимается он чем-то очень важным. Для моего отца не было занятия интереснее и благодарнее, чем разгадывать тайны человеческого организма. Все для него начиналось с правильного диагноза. По вечерам, за ужином, он частенько рассказывал про новых пациентов, описывал их симптомы и рассказывал, какой курс лечения он разработал. Мне это заменяло телесериалы, и я вечер за вечером пристально следил за динамикой совершенно незнакомых пациентов. И хотя лично о них я ничего не знал, они словно бы оживали у меня в мыслях, я начинал тревожиться за них.