Рудольф Пассиан - Прощание без возвращения? Смерть и потусторонний мир с точки зрения парапсихологии

Постоянно натыкаясь на отрицание уже, казалось бы, достаточно доказанной возможности общения с миром, находящимся по ту сторону наших чувств, поневоле задаешь себе вопрос, да чего же такого еще нужно натворить обитателям этого мира, чтобы убедить нас в своем существовании?! Чтобы для нас, наконец, стало достоверным фактом то, что они не «мертвы», а живы? Что смерть, которой все так боятся, это всего лишь переходная стадия, ведущая к продолжению оконченной на Земле жизни в измененных условиях? Что еще должно грянуть ОТТУДА, чтобы в запудренных материализмом мозгах земного человечества, развязывающего одну войну за другой, наконец «начало светать»?

Может быть, массовая материализация «духов» — сразу, вдруг, да еще и так, чтобы каждый смог увидеть ее, не выходя из дома? Впрочем, очень скоро ученые мужи объяснили бы это «массовой галлюцинацией, обусловленной атмосферными явлениями». Кроме того, для общения с потусторонним миром необходимы определенные физические предпосылки — точно так же, как для некоторых химических реакций нужна определенная температура. А может быть, изобретение «потустороннего телефона» произвело бы переворот в умах? [82] Сохранение записей на магнитной пленке и создание инженером из Вены Ф. Зайдлем (F. Seidl) «психофона» можно считать первыми шагами в этой области. Однако я уверен, что и тут можно ожидать отпора со стороны ученых примерно такого рода: «В данном случае имеет место подключение к накопившимся в мировом эфире мыслям, которые новый прибор преобразует в радиочастоты». А если речь зайдет о диалогах, то, скажут ученые, «это не что иное, как пока еще не исследованные возможности коммуникации с собственным или чужим подсознанием, что наблюдается при медийных феноменах; то есть из этого нельзя сделать вывод, что умершие разговаривают с нами».

Что бы ни произошло, кто бы чего ни делал, все вместе и каждое явление в отдельности можно истолковать и так, и этак. Такова уж природа человека, что необычные явления, противоречащие его знаниям о законах природы, он либо благоговейно считает чудесами, либо отрицает. И то, и другое неверно. Ведь еще Гераклит учил, что как раз в силу сомнительности истину не удается познать, она как бы уходит от познания. Шопенгауэр заметил, что каждая проблема, прежде чем получит всеобщее признание, проходит три стадии (на первой она кажется смешной, на второй с нею начинают бороться, на третьей о ней говорят, как о чем-то само собой разумеющемся). Так не пора ли нашим ученым мужам перестать косо смотреть на парапсихологию и насмехаться над исследованиями потустороннего мира? «Ученый, смеющийся над чем-то, что в принципе возможно, — почти идиот», — сказал как-то с грубоватой прямотой Виктор Гюго. От основной массы наших профессоров и ученых нам не приходится ожидать каких-либо объяснений паранормальных явлений, потому что они об этом совершенно ничего не знают, хотя бывают, конечно, приятные исключения. Да и не хотят, не готовы они этим заниматься. Им мешают малодушие, отсутствие интереса, а зачастую и заурядное тщеславие. Если прав Цёльнер (Zöllner), предполагая, что профессорское тщеславие приводит к деградации функций разума, то дела с наукой о сверхчувственном у нас по-прежнему плохи. Можно ли ожидать от открытого в Западном Берлине Исследовательского института парапсихологии большего, чем уже накоплено в этой области, — это покажет время. Надеяться на государственные дотации вряд ли имеет смысл. А удастся ли с помощью метода символического тестирования (Symboltestverfahren), разработанного Райном, найти достаточное количество сенситивных, то есть способных к восприятию сверхчувственного, тоже весьма сомнительно. Во-первых, потому что этот метод (согласно доктору Рицлю) ставит тяжелейшие требования к людям с еще неразвитым даром внечувственного восприятия и, во-вторых, потому что людям, владеющим сенситивным даром, будет не так-то просто решиться на то, чтобы стать «подопытным кроликом», к тому же постоянно натыкаясь на недоверие, заявленное как «научный скепсис». И все же, исполнимся надежды и пожелаем молодым берлинским ученым подойти к этой столь запущенной области исследований с надлежащим настроем, который позволит им добиться успехов. Однажды, находясь в Вене, Дюпрель получил от некоего молодого человека, находившегося в глубоком трансе и выступавшего в роли медиума, сообщение, написанное зеркальным шрифтом. Вот этот текст (в русском переводе), зафиксированный, кстати, в присутствии одного известного ученого: