Александр Мусин: Церковная старина в современной России

Впрочем, в поле зрения этих движений, которые ставят перед собой достаточно широкие задачи (в первую очередь – сохранение уникального архитектурного облика исторических городов России), памятники церковной архитектуры попадают достаточно редко. В этой специфической области продолжают действовать Общественный комитет в защиту историко-архитектурного музея-заповедника «Рязанский кремль» и возникший 18 апреля 2007 г. Общественный комитет спасения Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника. Как бы то ни было, жизнь жительствует…

Называя свою первую книгу «Вопиющие камни», я писал, что образ камня в Библии многозначен. Действительно, он может быть прочным основанием, местом пророческого видения, орудием казни, лже-алтарем, на котором приносится «бесовская жертва». Камни могут кричать. Если раньше наиболее убедительным мне казался образ мученичества памятников, их страдания и свидетельства одновременно, то сегодня камни мало-помалу превращаются в место, где церковная старина в современной России приносится в жертву ложно понятым национальным интересам.

Предыстория спора о памятниках церковной старины, а, по сути дела, о российской памяти, связанная с трагическим опытом российской истории в XX столетии, казалось бы, не оставляет сомнений в единственно возможном решении этой проблемы. Необходимо вернуть святыни и собственность тем, у кого все это было отнято властью, открыто провозгласившей своей целью уничтожение религии и религиозного. Но кто сегодня эти «те»? Общинная и приходская жизнь, выросшая из многовековой русской традиции, ныне разрушена. Сегодня на место общин пришло руководство патриархии, епархиальная бюрократия, приходские и монастырские настоятели и их ближайшее окружение – «трудовые коллективы» религиозных организаций. На долю прихожан осталось лишь «удовлетворение религиозных потребностей». Ответственности за переданную им материальную и культурную ценность граждане России не несут. Они исключены из этой сферы теми, кому государство передает в пользование или в собственность культурные ценности – под видом имущества. Феномен отчуждения большинства населения от политической жизни, характерный для современной России, в полной мере находит свое отражение, а быть может оправдание и причину, в церковной жизни РПЦ.

Действительно, вопросы культурного правопреемства оказываются более запутанными, чем кажется на первый взгляд. Основной спор о наследстве идет не между «официальным» и «альтернативным Православием», не между конкретными религиозными организациями: приходами и монастырями, чья собственность на богослужебное имущество не подвергалась сомнению в Российской империи. Внешне спор идет в основном между отделенной от государства Русской Православной Церковью, чьи интересы зачастую поддерживаются государством, и государственными учреждениями культуры, судьба которых тому же государству подчас демонстративно безразлична. Правильному пониманию ситуации способствует осознание той роли, которую российская власть отводит Церкви и культуре, духовенству и интеллигенции в формировании «национальной идеи» и построении «суверенной демократии».

Первые лица московской патриархии и Российского государства постоянно повторяют, что в обществе нет конфликта между Церковью и культурой, а есть противостояние конкретных личностей справедливым требованиям Церкви. Обе стороны, вовлеченные в это противостояние, подробно описаны в соответствующих СМИ. Эти портреты, иногда верные, иногда карикатурные, прочно вошли в массовое сознание. Столь же неизменны и аргументы, привычно используемые противоборствующими сторонами в доказательство своей правоты, что порождает сомнения не только в правильности самих аргументов, но и в правильности определения конфликтующих сторон.