Франсуа Брюн - Расслышать умерших

Оказывается к тому же, что этот луч, направляющий нас прямиком к солнцу, сияет нам и ночью, и днем [433]. И тогда вновь карма над нами уже не властна!

Но еще более нас, людей Запада, в этих индийских верованиях (а Индия – родина кармы) обескураживает все то, что, оказывается, может на эту карму повлиять. Так мы узнаем, что достаточно саламандре попить воды, скопившейся в отпечатках следов группы шри-вайшнавов, и она в следующей жизни перевоплотится в брахмана. Но и наоборот: если брахман ошибется, когда будет произносить священную формулу, то в следующей жизни он может обернуться демоном [434].

А знаменитая Бхагавад-Гита учит нас тому, что повторное рождение зависит всецело от той последней мысли, какая была у нас в этом мире. Так бедный царь-отшельник Бхарата потерял все плоды своего отшельничества, потому что в самый последний момент слишком соблазнился юным олененком, которого приютил. И поэтому в следующей жизни стал оленем, тем, на что был направлен его последний взгляд. От чего, оказывается, зависит наша судьба!

Рамануджа (1017–1137), еще один великий учитель, оспаривавший монизм адвайта-веданты, полемизировал именно с таким упрощенно-детским представлением о законе кармы и в комментарии к Гите объяснил, что наш последний взгляд или последняя мысль зависит от всех тех взглядов и мыслей, какие вообще были у нас в течение всей нашей жизни [435].

В конечном счете, для Рамануджи наше освобождения от дурной бесконечности перевоплощений зависит не столько от правильности наших поступков иди мыслей, сколько от бескорыстной любви Бога, которая может покрыть собою все наши долги, и от нашего единения с Богом в такой любви, от бхакти [436].

И тут мы, конечно, уже отходим от закона кармы и приближаемся к иудео-христианской позиции.

Я привел тут разные, порой, вторичные аспекты великих религиозных традиций не для того, чтобы их выставить в смешном свете (это всегда легко получается), но чтобы показать, что сам этот закон кармы, из которого сегодня многие хотят сделать абсолютное правило, никогда так не воспринимался в тех традициях, откуда мы его и позаимствовали.

Есть еще одна трудность в жесткой связи причины и следствия, прошлой жизни и нашего нынешнего существования: такая неумолимая логика выливается в мысль, что все, кто в этой жизни несчастен, в прошлой были злодеями или даже остаются таковыми, по крайней мере были злыми в сам момент рождения. Поскольку речь здесь идет не о том, чтобы им воздать злом за зло, но о том, чтобы привести их к исправлению, то это предполагает, что какое-то время, по крайней мере в начале их новой жизни, такого исправления они еще не достигли. Если ребенок родился калекой, значит с ним что-то серьезно не так, значит, ему есть, что исправлять. Поэтому в такой системе дети, родившиеся в несчастье, неизбежно представляются злыми. Такой вывод кажется мне неизбежным. Он вписан в саму логику этой системы.

И при всем при том такой вывод совершенно не соответствует истине. Факты говорят против него.

Есть и еще одно логическое следствие из такого механизма. Если закон кармы не наказание, а прямое следствие наших собственных поступков, и если из одной жизни в другую он создает нам самые благоприятные условия для нашей эволюции, тогда какое право мы имеем вмешиваться, чтобы помочь другому избежать бремени его кармы?

Вопрос этот очень насущный, и не так-то легко разрешить его просто криком души или рассудительностью здравого смысла, как то сделала, например, Мэги Лебрюн, о чем можно прочитать у нее самой. Мэги Лебрюн – поразительная женщина, вместе со своим мужем она делала удивительные вещи. Она была магнетизеркой, лечила под руководством врачей из мира иного и с помощью своего мужа, прекрасного медиума. Ничего дьявольского в этом нет, в этом я могу вас уверить! А вот фантастического в этом немало! Особенно по сравнению со средним кругозором среднего европейца наших дней. Но судите лучше сами:

«В тот вечер накануне 1-го мая, – рассказывает она, – мы легли рано, уже в девять вечера, сразу, как только уложили детей. Я читала журнал с увлекательной статьей, а Даниэль, мой муж, сразу уснул у меня под боком. Вот уже несколько дней он жаловался на непривычную усталость. Подумав о нем, я вдруг заметила, что спал-то он не совсем обычным сном. Во сне он издавал какие-то звуки, словно стонал. Тогда я повернулась к нему, чтобы успокоить или расспросить, что произошло, как вдруг он заговорил незнакомым, даже женским по тембру голосом: ”Не бойся, Мэги, – сказал этот звонкий голос. – Говорит сейчас не твой муж, говорит духовный вожатый; я выбрал твоего мужа как посредника, чтобы поговорить с тобой. Я предлагаю вам обоим поучаствовать в одной миссии, но выбор за вами – принять это предложение или отказаться”. [437]