Хорхе Бергольо - О небесном и о земном

Скорка:

– Да, абсолютно. Еврей брал первые плоды нового урожая и шел с ними в Иерусалимский Храм, чтобы поблагодарить за них Бога. В 26-й главе Второзакония сообщается, что в тот момент еврей должен был сказать: «Отец мой был странствующий Арамеянин и должен был пойти в Египет, потому что голодал». Эти слова – напоминание о бедности. А сегодня мы, иудеи и христиане, совместно работаем с бедняками. Отец Пепе и раввин Аврух, работающие в трущобах Буэнос-Айреса, тесно сотрудничают между собой. Конечно, мы, раввины, сильно загружены работой в своих общинах, но находим время для помощи нуждающимся, которые стучатся в наши двери. Правда, нас не так много, а наша организация не так велика, чтобы самостоятельно разыскивать нуждающихся или широко присутствовать в трущобах и предместьях. Если раввин отправляется в трущобы, он помогает не только евреям. Прозелитизм не практикуется, есть только искренняя обязанность помогать ближнему. Кого у нас нет – нас попросту слишком мало, – так это людей, которые могли бы посвятить себя систематической доскональной благотворительности в трущобах. Тут многое зависит от демографических факторов. Одно дело, когда священник затевает в предместье строительство церкви: ведь там 90 процентов населения – христиане. И совсем другое – попытаться построить там синагогу: иудеев там гораздо меньше.

Бергольо:

– Для Аргентины «трущобные священники» – сравнительно недавнее по историческим меркам явление. Оно возникло, по-моему, лет сорок назад и укоренялось нелегко, так как иерархическая структура Церкви сочла его чем-то новомодным. Честно говоря, в этом случае требовалось еще и очистить религию от примеси политики, так как иногда религиозные и политические аспекты неуместно смешивались, и это вселяло недоверие. По мере того как священники, которые вели эту работу, сумели укрепить свою преданность Церкви через народное благочестие, церковные иерархи начали с ними сближаться и лучше их понимать. Как бы то ни было, теперь архиепископа Буэнос-Айреса обвиняют в том, что он якобы особо отличает «трущобных священников». Что ж, явление не новое: Дон Боско работал с простым народом на Сардинии и тоже вызывал недоверие у епископов. А уж дон Кафассо и Дон Орионе [103] – тем более. Они были, так сказать, авангардистами в деле помощи нуждающимся. Так или иначе, Кафассо и Орионе вынудили власть провести кое-какие перемены. В нашей стране «трущобные священники» тоже подтолкнули к изменениям в менталитете и поведении церковных общин.

Скорка:

– Шоа – необъятная тема. Часто спрашивают: «Где был Бог во время Холокоста?» Но этот вопрос нужно формулировать очень осторожно. Ведь, с одной стороны, мы охотно заявляем, что наделены свободой воли. С другой стороны, когда нас это не устраивает, мы вопрошаем Всевышнего: «Где Ты? Почему Ты ничего не делаешь перед лицом людского варварства?» Где был Бог во время Шоа? Полагаю, что есть вопросы, на которые просто не существует ответа. Есть вещи, которых нам никакими усилиями не постичь; но, очевидно, прежде чем спрашивать Бога, где Он был во время Шоа, нужно спросить: «А где же были люди?» Где были те, кто грешил действием, и те, кто немилосердно и мелочно грешил бездействием. Те, кто убивал, и те, кто не желал этого замечать. Шоа был совершен вовсе не в приступе гнева, порожденного какими-то случайными обстоятельствами. За ним стоял доскональный план, задуманный в лоне европейской культуры, – план истребления целого народа только за то, что это еврейский народ.

Бергольо:

– Вопрос «Где был Бог?» совершенно не нов. Помню, однажды – мне было лет двенадцать-тринадцать – мы собирались на свадьбу. И вот незадолго до свадьбы мать жениха (а возможно, мать невесты, не могу припомнить) умерла от инфаркта: может быть, переволновалась. Мы побежали домой к этой женщине. В дверях нам встретился ее зять. Он буркнул сквозь зубы: «А еще говорят, что Бог есть». Христианство тоже пережило времена бедствий, времена гонений. Соглашусь с вами: есть вопросы, на которые не существует ответа. Мы, совсем как дети в возрасте «почемучек», хотим услышать какое-то утешительное объяснение. Малыши, не слушая ответа, уже формулируют новый вопрос: им просто хочется, чтобы папа уделял им все свое внимание. Что касается другого вопроса, о котором вы упомянули, – «Где были люди?», то он решительно опровергает представления, будто в те времена люди были солидарны друг с другом. Великие державы умывали руки, закрывали глаза на происходящее: они ведь знали намного больше, чем признавали вслух. Точно так же они умывали руки во время геноцида армян: тогда Оттоманская империя была сильна, и мир, охваченный войной, которая началась в 1914 году, закрывал глаза на беды армян. Шоа представлял собой геноцид, от других геноцидов XX века его отличает только одна черта. Я не собираюсь утверждать, будто Шоа – событие первостепенной важности, а другие случаи геноцида – якобы второстепенные, но одна особенность есть: идолопоклонническая умозрительная конструкция, направленная против еврейского народа. Чистокровная раса, сверхчеловек – вот идолы, на культе которых зиждится нацизм. Это не только геополитическая проблема, у нее был и религиозно-культурный аспект. Убийство каждого еврея было пощечиной во имя идолов, нанесенной Богу Живому. Недавно я прочел – еле осилил, перебарывая омерзение, – книгу «Я комендант Освенцима», мемуары Рудольфа Хёсса, распоряжавшегося этим лагерем смерти. Им предпослано предисловие Примо Леви. Хёсс написал мемуары, сидя в тюрьме. То, как холодно он описывает события в Освенциме, свидетельствует: это была какая-то дьявольщина. Дьявол явил себя в идолах, которые усыпляли человеческую совесть.