Алекс Маркман - Пути Голгофы

Бывал Ешуа в Ерушалаиме и прежде, но каждый раз панорама, открывающаяся с высоты птичьего полета, вызывала у него благоговейный трепет и восторг.

Бόльшую часть города занимали дворцы бывших царей и вельмож. Окруженные неприступными стенами, они были видны только сверху. Их архитектура и отделка могла соперничать с богатейшими резиденциями Рима и Греции. Царь Ирод Великий и те, кто были после него, не жалели денег, чтобы сделать город самым красивым в мире. То, что они построили, поражало своим великолепием: бассейны с горячей водой, пополняющиеся из расположенных вблизи горячих источников; ипподром, где развлекаются скачками сильные мира сего; открытый театр; рынок, где торгуют дорогими товарами, свезенными со всего света; непонятные постройки небесной красоты – все это походило на мираж. А за дальней, западной стеной города, у самого правого угла его, виднелись очертания Голгофы – горы, а вернее холма, на вершине которого казнили крестом преступников. Ее еще не было ясно видно: большой белый клок тумана зацепился за ее вершину.

К северной стене храма примыкала крепость Антония, в которой располагалось римское войско. На примыкающей к ней площади Ешуа разглядел небольшую группу людей. Их присутствие в столь ранний час показалось ему странным, ибо город еще спал и его улицы были пустынны.

Люди, казалось, находились в сильном возбуждении. Они носились в беспорядке, как потревоженные муравьи, иногда сбивались в кучу, как на срочное, тайное совещание, а потом опять разбегались. Доносились крики, нарушавшие покой раннего утра.

– Слышишь? – почти шепотом спросил Симха. Брови его поднялись в встревоженном удивлении.

– Пойдем в город, – не то предложил, не то скомандовал Ешуа, поднимаясь. Он подхватил свой мешок и перебросил его через плечо, всем своим видом показывая, что вот сейчас он отправится в путь. Симха вскочил на ноги.

– Пойдем. Может, и вправду там что-то происходит. Тебе, как видно, дано от Бога знать то, что другим не дано.

Ешуа зашагал вниз по узкой каменистой тропе, беспорядочно петляющей среди деревьев, как небрежно брошенная изношенная веревка. Хруст мелких камней и песка под его и Симхи сандалями звонко разлетался в пахнущей свежестью тишине утра. Город быстро приближался, а когда они спустились в долину Кедрон, он исчез за высокой каменной стеной. Путники подошли к воротам справа от храма, ведущим к бассейнам Батесда. Они оказались заперты. Симха в раздражении ударил по ним кулаком.

– Никто не откроет, – разочарованно сказал он. – Слишком рано.

Однако за стеной послышалась возня, грохнул металлический засов и мощные, из кованого металла створки медленно раскрылись. В проеме появился охранник, он поправлял меч на бедре и ощупывал пришельцев пытливым взглядом. В его обязанности, помимо охраны порядка, входило собирать налоги на все, что привозилось в Ерушалаим и вывозилось.

– Чего несете с собой? – спросил он, с интересом взглянув на мешок Ешуа.

– Все, что видишь, – с вызовом ответил за двоих Симха. – Скажи лучше, что там происходит?

Стражник отступил, дав знак проходить.

– Не знаю. Еще смена не пришла, они расскажут. А вы то что так рано? Чего вам не спится?

– Дела у нас там. – Симха загадочно усмехнулся.

– Дела, – передразнил охранник и вполголоса пробормотал: – Какие могут быть у таких дела? Ходит тут нищета.

Торопливо, не обращая внимания на великолепие построек, прошли они мимо бассейнов и далее, через арку, на площадь, где находился дворец правосудия римского правителя и крепость Антония, в которой располагалось римское войско. Здесь было уже сотни три людей. С искаженными от страха и гнева лицами, они что-то кричали, яростно жестикулировали и время от времени указывали пальцами в сторону крепости. Когда Ешуа посмотрел туда, куда были обращены взоры толпы, он содрогнулся от ужаса. Возле одной из башен, примыкавшей к святому храму, на верху примыкающей стены, он увидел древко, на котором были прибиты металлические квадраты с изображениями императоров и выдающихся римских полководцев. Вершину древка венчала фигура орла: он расправлял крылья, готовясь к взлету. Ешуа знал, что это называлось сигной – символом римского воинства, которое должно быть неотъемлемой частью и гордостью каждой когорты. Однако выставление напоказ фигур людей и животных, нарисованных или сделанных, преследовалось у иудеев смертной казнью. Считалось, что подражать Богу в создании живых существ – значило совершать великий грех. Поставить же их возле святая святых – храма, центра поклонения Богу иудеев всего мира, являлось невиданным оскорблением, надругательством над всем народом и открытым вызовом (Подобный случай описан у Иосифа Флавия. Кн. 2, гл. 9).