архимандрит Савва (Мажуко) - Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста

В этой же речи о. Сергий отмечает еще одну, может быть, самую важную черту парижского богословия: «оно рождается из молитвы; больше того – из вдохновения Божественной Евхаристии, у алтаря. Не внешне только, но и внутренне наша школа соединена с храмом, а наши убогие рабочие храмины находятся непосредственно под храмом. Это знаменует собой естественную иерархию ценностей и в наших сердца. Lex orandi est lex credendi [10] Закон молитвы – это закон веры (лат.) . – говорит богословская формула» [11] Булгаков С., прот. При реке Ховаре // Путь парижского богословия. М.: МГУ, 2007. С. 431. . В другом тексте о. Сергия, мы можем найти похожую формулу, которая стала не просто девизом, но и ключом к пониманию творчества батюшки: primum vivere deinde theologizari [12] Булгаков С., прот. Догмат и догматика // Живое предание. Православие и современность. М., 1997. С. 24. . К радости оппонентов о. Сергия, это тоже латынь, но перевод такой: «сначала жить, а потом богословствовать» .

Здесь, как это ни покажется кому-то странным, о. Сергий следует святоотеческой православной традиции, которую всегда отличала первичность опыта по отношению к богословской рефлексии. И настоящими родоначальниками евхаристического возрождения в русской церкви были не богословы, служение которых состоит в осознании церковного опыта, а святые. Путь евхаристического обновления шел от прп. Серафима Саровского и св. Иоанна Кронштадтского к о. Сергию Булгакову и о. Николаю Афанасьеву – от мистического опыта к богословскому осмыслению. Но для о. Сергия опыт Евхаристии был, прежде всего, если так можно выразиться, лично-соборным опытом, который отражался в богословском творчестве мыслителя [13] Зандер Л. А., пожалуй, самый пламенный ученик о. Сергия, писал: «Перейдя к исследованию чисто богословских проблем (в период своего священства), о. Сергий всегда стремился строить свою систему на твердом основании церковной реальности. Но так как вся жизнь Церкви есть, главным образом, ее молитва, то и богословие о. Сергия получило характер литургического и иконографического богомыслия. Священные слова церковной песни, мудрость молитв, „умозрение в красках“ икон – все это обрело в его творчестве живой богословский и философский язык; это литургическое богатство никогда не служило для него иллюстрацией его построений; как раз наоборот – для его философии оно есть канон церковной жизни, норма духовной реальности, факт, от которого необходимо исходить в построении православной системы богословия; ибо православие – не теория, а жизнь… Эта установка не только связывает, но прямо сливает воедино умозрение и молитву, науку и богословие, философию и веру. Отвечая однажды (в день своего ангела) студентам Богословского института, отметившим этот жизненный характер его мышления и преподавания, о. Сергий сказал: “одно я могу засвидетельствовать со всей искренностью, что мое богословствование всегда вдохновлялось предстоянием алтарю”» – Зандер Л. А . Бог и мир (миросозерцание отца Сергия Булгакова). Париж: YMCA-PRESS, 1948. Том 1. С. 14. .

Проницательный о. Эндрю Лаут писал, что о. Сергий «писал не столько о Евхаристии, сколько из Евхаристии. Это значит, что мы найдем рассмотрение Евхаристии в его богословии не только в сравнительно немногих работах, посвященных конкретно этой теме, но, действительно, во всем его богословии» [14] Louth A. The eucharist in the theology of Fr Sergii Bulgakov // Sobornost 27:2, Oxford, 2005. Р. 38. . Профессор и декан Булгаков был, прежде всего, пастырем, совершителем великого таинства Евхаристии, преподавателем этой святыни верным, и причастие Святых Таин для него было не просто неким мистическим стержнем жизни, но и основанием богословского творчества. В беседах с учениками и духовными детьми он неоднократно говорил, что «богословие надо пить со дна Евхаристической Чаши» [15] Монахиня Елена. Профессор протоиерей Сергий Булгаков // Богословские труды. № 27. М., 1986. С. 151. .

В свое время меня потрясло откровение духовной дочери о. Сергия, монахини Елены, о том, что батюшка принял духовный сан «исключительно ради служения, то есть по преимуществу совершения литургии» [16] Монахиня Елена. Профессор протоиерей Сергий Булгаков // Богословские труды. № 27. М., 1986. С. 109. . Не проповедь покаяния, не спасение России, не участие в общественно-церковной жизни или благотворительности, а именно – литургия. В 47 лет он стал священником, пройдя трудный путь от марксизма к идеализму и православию, много написал, активно участвовал в общественной и политической жизни, но главным своим делом почитал служение литургии, преподавание верным Святых Таин [17] В 1925 году о. Сергий записывает в дневнике: «Благодарю Господа, что Он во всей моей лености и греховности дал мне достигнуть служения алтарю, ибо нет блаженнее судьбы на земле» – Булгаков С., прот. Дела и дни. М., 2008. С. 468. . Даже свое возвращение в православие о. Сергий описывал как евхаристический зов, жажду ли тургии: «Я возвратился на родину из-за границы потерявшим почву и уже с надломленной верой в свои идеалы. В душе зрела “воля к вере”, решимость совершить наконец безумный для мудрости мира прыжок на другой берег, “от марксизма” и всяких следовавших за ним измов к… православию. Однако шли годы, а я все еще томился за оградой и не находил в себе сил сделать решительный шаг – приступить к таинству покаяния и причащения, которого все больше жаждала душа. Помню, как однажды, в Чистый Четверг, зайдя в храм, увидел я (тогда “депутат”) причащающихся под волнующиеся звуки “Вечери твоея тайныя…”. Я в слезах бросился вон из храма и плача шел по московской улице, изнемогая от своего бессилия и недостоинства. И так продолжалось до тех пор, пока меня не исторгла крепкая рука…» [18] Булгаков С., прот. Автобиографические заметки. С. 65. .