Олег Кот - Одиннадцатое августа

Вижу, Иоанн загорелся. Помня серебряный полтинник, предлагаю.

– Ну что, дать тебе его на время?

Тот радуется как ребёнок, кивает: давай.

Достаю из нагрудного кармана маленькую брошюрку на грязной, ржавой скрепке.

– Только запомни одну вещь, Иоанн! Больше трёх раз его не читай. Понял? Смотри, это самое главное. Запомнил?

Зная, что произойдёт вскоре, если он прочитает акафист, про себя думаю: «А то костей не соберёшь»!

Через три недели Иоанн превратился в еле передвигающийся костлявый футляр от когда-то здорового человека. Поднялось такое давление, что из дома за хлебом выйти не мог. Теперь вместо одной отравы глотал Иван целые горсти другой – пилюли – дары акафиста в честь иконы Божьей Матери «Неупиваемая чаша». А вскоре о болезни Ивана узнали в церкви. Пришли, принесли продуктов, позвали причастить священника. Словом, дело вошло в русло борьбы с опасной хворью. Места для рюмок не осталось и вовсе.

– Спасибо тебе! Этот акафист спас меня тогда. Если бы не он, я бы умер, – сказал мне измождённый старик.

Проверив чудодейственную силу невзрачной книжки на наивном воине Христовом, в день ангела подарил его священнику с проблемами, что оставил в прошлом раб Божий Иоанн. Но к моему горькому сожалению, опытный батюшка так и не нашёл в себе силы читать этот акафист. Следы этой тоненькой книжки после преждевременной смерти протоиерея затерялись неведомо где.

(село Никольское, храм святителя Василия Великого)

Приехал к нему первый раз 22 июля 1995 года в Никольское, где он жил и служил настоятелем храма святителя Василия Великого вместе с малочисленной тогда братией. Приехал к концу службы, батюшка говорил проповедь. Завидев меня на пороге храма, прервался и объявил: «К нам приехали прихожане с других приходов», и вновь стал говорить об очень холодной зиме, которая на носу, поэтому нужно побольше делать консерваций. И делиться этим с неимущими. «Эка невидаль», – подумал я и пошёл к его домику занимать очередь на приём.

Но принимать меня никто и не думал. Выйдя во дворик, остановился, не зная, что делать. Стою, расстраиваюсь. И вдруг он появляется совсем рядом со мной. Наши взгляды встретились. Грешного человека, попавшего в водоворот болезней и живого святого, измученного смиренным несением такого креста, что его святость вследствие этого стала неизбежной. Он понял, что от меня не укрылось его духовное состояние и из глаз монаха брызнул стыд. Батюшка буквально сгорал от стыда. Ему было стыдно, что он свят. А раз так, то кто тебя, такого умника, примет. И я пустыми руками вернулся в Мариуполь.

На великий пост, в апреле 1996 года, вновь решил попытать счастье и поехал в Никольское на соборование с прихожанами своего храма. В соборе шла война владыки Ипполита (Хилько) и семьи благочинного, у священников просто не было сил проводить маслособорование.

Я ещё застал время, когда схимник сам соборовал ораву страждущих. Но после меня буквально выперли из приёмной, где батюшку дожидались священники и диакон с матушкой.

– Выйди. Погуляй. Тебе здесь нельзя находиться, – властно заявила послушница.

Спрашиваю.

– Куда, матушка?

– Да хоть в храм, посиди, погрейся. Потом придёшь.

Расстроенный до невозможности, возвращаюсь в пустой после таинства храм. Не успел я сесть поудобнее, вбегает дрожащий от ужаса послушник и умоляющим голосом просит меня помочь вычистить половину подсвечников в храме. Говорю, что никогда в жизни их не чистил.

– Я покажу вам, только помогите. Мне к двенадцати картошку на кухню чистить, я не успеваю.

Соглашаюсь и впервые в жизни чищу подсвечники от воска и масла. Время бежит и я понимаю, что приём у батюшки накрылся окончательно. Но вот всё. Подсвечники чистые. Мы прощаемся. Возвращаюсь к Зосиме. Как только я открыл дверь, на меня с дикой яростью набросилась послушница.

Свято-Успенский-Николо-Васильевский-монастырь. На переднем плане храм святителя Василия и первый по времени служебный корпус, где и принимал в девяностых схимник. Attribution-ShareAlike 3.0. Автор: rsvisual.

– Где вы лазите? Батюшка едва живой и ждёт только вас одного. Его уже кололи.

– Не орите. Подстроили всё, а теперь мозги лечите.

Краем глаз заметил её изумлённый взгляд. Как вдруг раздаётся голос отца Зосимы: