В этой книге:
Принц и нищий на русский лад: история студента пятого курса, отправившего в Кремль резервиста Путина.
Тайные страницы Русской Православной Церкви или как выживают с приходов.
Дети Екатерины Шиловой-Уткиной (существование 1 1 На одной из воскресных проповедей один из самых могущественных священников УПЦ МП протоиерей Николай Марковский, потомок Анастасии Уткиной-Шиловой, скажет о своей жизни, которой завидовали многие: «Разве это жизнь, это существование».
потомков последнего внебрачного ребенка царя Николая II).
Россия глазами русских беженцев.
Плагиат, плагиат, плагиат…
Эта история, словно сошедшая со страниц ужасной сказки, имела место в наше время. Она будет рассказана от первого лица без купюр, вымысла и преувеличений.
В июне 1991 года я жил у родни в Москве. Мне нужно было оформить визу в ФРГ. Приемная мать очень желала увезти меня в Германию, женить на немке, чтобы я всегда был под рукой. Советский мир дышал на ладан и Эрика приложила максимум усилий. Ее знакомый, немец-дворник из Пфорцхайма, отправил мне в феврале 1991 года гостевое приглашение. В мае я получил загранпаспорт, в июне занял очередь в немецкое посольство. Думая, что в Германию просто уехать, еще в мае купил билет до Карлсруэ, но визирование перенесли на сентябрь и билет пришлось продавать. Я быстро нашел покупателя и назначил ему встречу в метро.
Тем вечером на Таганской я увидел сцену, которая изменила всю мою жизнь. Я ждал поезда, как вдруг меня обступили шумные и пьяные московские проводы в армию. Гармонист играл задорные частушки. Он словно выпал из забытого кино: кудрявые густые волосы, картуз на затылке, рубашка-косоворотка. Такое не часто увидишь. Это заставило обратить на него внимание. А дальше порядком подвыпивший дедок вдруг оборвал частушку на половине аккорда, сел на скамейку и запричитал.
– Как плохо, что у русских нет царя, – склонившись к гармони, застонал дед. – Мы так все и пропадем без него. Не будет нам удачи, пока царя не будет. Царь нам нужен, царь, – и уронив голову на гармонь, заплакал.
Жалобно застонав, гармонь выскользнула из его цепких пальцев и упала на скамейку. А меня словно током ударило. То, что я искал шесть долгих лет, ключ к основам основ русского менталитета, сидело на скамейке и смотрело на меня потерянным взглядом пьяных глаз. Раздавленный и уничтоженный мир русского царства еще жил в воплях и стонах пьяного гармониста. «Так вот в чём дело – люди хотят царя. Спустя столько лет. Ну что ж, вы его получите», – решительно подумал я.
Поезд мчал меня на окраины города. Я вышел через две станции. Сзади меня стоял все тот же гармонист и пристально смотрел мне вслед. Ни гармони, ни слез, ни следов алкоголя. Мертвый взгляд черных глазниц не выражал ровным счетом ничего. Ужас смерти стоял за его спиной и жадно вглядывался в только что пойманного простеца. Никогда не живший на Земле призрак пришел за мной под видом несчастного старика, забрал у меня все, что еще можно было забрать и исчез, словно его никогда не было. Я встречусь с ним через восемнадцать лет.
Моя мать познакомилась с отцом в Туве. Он искал романтики без кавычек и напросился сам в Дзун-Хемчикский район, где работал ветеринаром. Маму никто не спрашивал. Она попала туда по распределению после медучилища. Лух Ивановский или Тува. Первый слыл синонимом чумы и она выбрала Туву.
Двадцатого сентября 1965 года они расписались в Чадане и первые четыре месяца своей жизни я прожил под сердцем моей родительницы в поселке Сут-Холь в самом сердце Саян. Беременность протекала ужасно. Жесточайший диатез, отекшие ноги и потеря веса до сорока килограммов. Впереди замаячила смерть. И тогда мама решила сделать аборт. Она объездила всех гинекологов в округе, но никто не соглашался. Последний врач-акушер сказал ей на прощание:
– Кому угодно сделаю, но только не тебе, Верочка. Терпи и рожай.
И кто бы тогда сказал, что моим тайным земляком станет Сергей Кужугет оглу Шойгу, министр обороны Путина, его правая рука, которая и поставит точку в «тувинской» истории Путина.
Скоро из той глухой горной долины пришлось уезжать вслед за отцом в Украину, где в городе Жданове жили его родители. Он наелся «романтики». А восток («дзун» на монгольском) остался в моей крови, так что спустя много лет шартомский монах, снимая с меня епитрахиль, изумленно скажет.
Читать дальше