Борис Ничипоров - Времена и сроки. Книга первая. Очерки онтологической психологии

Обида, укоренясь, становится некоей то затухающей, то обостряющейся болью. У одних это ярко выражено, у других слабее.

Обида с годами теряет свое первоначальное содержание. Мы уже и не помним, что нас обидело во всей этой жизни. Позже это уже лишь общий вопрос: «За что?!» Или: «Господи! За что?!». Вопрос всегда сочетается с душевным восклицанием.

Христос как Богочеловек имел свое крестоношение. Накануне своих страданий он молился в Гефсимании так: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26, 39).

Это классическое антиномийное утверждение: сначала просьба «да минует Меня чаша», но далее: «впрочем, не как Я».

Символ чаши в христианской культуре также двоякий: чаша – сосуд страданий и слез, но и она же чаша благодати, жизни и радости (см., наир.: Пс.10, 6; 115, 4; Притч. 23, 31; Мф. 20, 22; Откр. 16, 19).

Обида в своей изначальности – это переживание трагического несоответствия искренности и «надежды на лучшее» (меня всегда умилял первый тост с шампанским на Новый год: «С Новым годом, с новым счастьем!»), с одной стороны, и мира с его злом – с другой.

Но есть духовная проблема. Мы не должны пытаться нивелировать, «отреагировать» обиду в мгновение ока. Это наивное устремление. Речь идет не об искусственном забвении обид и их вытеснении, а об утолении обиды, уврачевании раны, прощении…

Правда, каждый из нас может вспомнить людей, которые так и не поднялись над обидой, сломались. Одни спились, другие отчаялись и стали мстительными, третьи и вовсе покончили с собой.

Интуиция близости нашего естества: слез и смеха, радости и отчаяния, любви и ненависти – интуиция самой жизни должна лечь в основу наших будущих постижений. Помните упрек Алеши Карамазова в адрес брата Ивана: «А клейкие листочки… а голубое небо, а любимая женщина! Как же ты жить-то будешь?.. С таким адом в груди и голове…» [15] Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы». – М. 1958. Т. 1.

(Но ведь ему и ответ был сильный и точный. Послушаем Ивана: «Есть такая сила… Карамазовская… сила низости Карамазовской».)

Наше движение в глубину самораскрытия заключается в том, чтобы несентиментально (!) открыть в себе любовь к самой ткани жизни, к этому весеннему и еще «клейкому» листочку, но и здесь не струхнуть и разглядеть в себе и «низость Карамазовскую». Мы будем горе-психологами, если не сможем держать единовременно всю эту вертикаль близости. Кроме того, нам надо выйти и на общность, и близость, и некую простоту «всех нас»: русских, евреев, белых, желтых, бедных, богатых, князей и простецов. Надо не в дерзости, а через постижение понять, что все мы люди с узнаваемостью наших чувств. Изречение преподобного Амвросия Оптинского: «Все мы лапти с одной ноги», имеет не абстрактный, а бытийный смысл. Но понятно, что есть и другой полюс вертикали – полюс разделения по всем выше указанным и многим другим признакам.

Паскаль спрашивает, что мы любим, когда кого-нибудь любим: «Тот, кто любит кого-нибудь за его красоту, любит ли он его? Нет, так как оспа, не убивая самого человека, уничтожит красоту, и любовь к нему прекратится. И если меня любят за мои суждения, за мою память, любят ли меня самого? Нет, так я могу утратить эти качества, не утратив самого себя. Где же “мое” “Я”, если оно ни в теле, ни в душе?» [16] Цит. по: Б.П. Вышеславцев. Этика преображенного эроса. – М. 1994. Стр. 254. Оно в другом измерении…

Человек, который глубинно помнит подобные откровения, понимает, что проекция жизни обращена в вечность. Именно этот уровень постижения вводит нас в знание, которое открыл нам Осип Мандельштам:

Путь человека есть путь из бездны. При этом у личности есть особая творческая задача не просто идти, но идти не оглядываясь… Как это?

В книге Бытия Господь говорит Аврааму: …пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословении.