Есть особая власть, притягательность имени, но, пожалуй, только любовь может преодолеть ее. Влюбленная Джульетта на балконе произносит монолог:
Лишь это имя мне желает зла.
Ты б был собой, не будучи Монтекки.
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто больше нет других имен?
Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет.
Ромео под любым названьем был бы
Тем верхом совершенств, какой он есть.
Зовись иначе как-нибудь, Ромео,
И всю меня бери тогда взамен! [6] У. Шекспир. Ромео и Джульетта. – Собр. соч. в 8-ми томах. М. 1992. Т. 6, стр. 67.
Но ей и Ромео предстоит умереть за одну только принадлежность к клановому имени. Однако и любовь их, и смерть примиряет и «снимает» силу имени кланов. Путь к преодолению силы кланового имени всегда лежит через жертву. И это смерть, смерть в своем пределе…
Ф.И. Тютчев пишет:
О вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия! [7] Ф.И. Тютчев. Лирика. – М. 1965. Т. 1, стр. 163.
Само вхождение в природу «иного», инобытия, выводит нас сначала в «инаковость» другого лица, а в своем пределе в иное измерение, иную природу, в иной, нездешний мир со своими неведомыми законами. Их чувствует «вещая», угадывающая (через внутреннее усилие, конечно!) этот мир душа. С.С. Хоружий пишет: «Зло и грехи, вражда и страдания, рабство и унижение и, наконец, вершина всех подобных явлений, смерть – но все наравне чувствуют, что наличная наша жизнь, сам тип реальности, доставшийся нам в удел, – “не то”. Наблюдая, мы видим человека “тянущимся”, “стремящимся”, “взыскующим”». И далее: «Реальность характеризуется расщеплением между наличным бытием и иным ему бытием, а также определенною связью этих двух горизонтов». [8] С.С. Хоружий. Диптих безмолвия. – М. 1991. Стр. 65–66.
Никто, никакой глумливый атеизм не сможет поругать благоговение и удивление перед тайной, которая открывается правде и мужеству. Вспомним:
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте. [9] Б. Пастернак. Стихи. – М. 1966. Стр. 269.
И вот когда мы строим наш педагогический концепт, мы должны вводить ребенка именно в реальность двойного бытия. Для освоения здешнего, «посюстороннего» (К. Маркс) бытия нужен хороший учитель и посредник. Еще более важно тонко и пластично открыть ребенку мир духовный, мир Божий. И здесь тоже необходим учитель, духовник, старец. В этом и открывается нам «двойное бытие».
Ребенок знает инобытие лучше нас. Нам остается только поименовать, подтвердить его наличность. И не заслонять мир Божий своим лицемерием, самостью и равнодушием. А во всем остальном нам лишь остается учиться у самого ребенка.
В 1932 году О. Мандельштам писал:
О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года. [10] О. Мандельштам. Стихотворения. Переводы. Очерки. Статьи. – Тбилиси. 1990. Стр. 182.
«Ближе к смерти» не в прямом смысле, а ближе к тому пределу, где кончается проблема и начинается тайна.
Может быть, одной из самых главных ценностей молодых (и не только молодых) людей является желание быть современным. А что это значит?
Сличим два стиха. О. Мандельштам:
Неужели я настоящий,
И действительно смерть придет? [11] Там же, стр. 53.
И второе – у Б. Пастернака:
Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, – подробна. [12] Б. Пастернак. «Давай ронять слова…». – Стихи. М. 1966. Стр. 101.
К. Юнг говорит, что самое трудное – быть современным. Христос был убит, потому что Он был предельно современен. Ветхий Завет оставался позади.
Страх перед реальностью, греховность, наивная мечтательность о будущем, с одной стороны, или реставрационная ностальгия по прошлому, иллюзии и самообман, с другой – все это мешает нам войти в «узел жизни» (О. Мандельштам), в это «здесь и теперь», в сегодня.
Рождество Христово в его пределе схождения в конкретную историческую правду являет нам образ самой «подробности» жизни, ощущения самой ее ткани. Христос родился в конкретном месте, в Теле, и не призрачно понес всю тяготу этой жизни вместе с нами. И недаром одно из Его имен, Эммануил, значит «с нами Бог».
Читать дальше