Владимир Власов - Буддийское сердце

Будда прошлый и Будда будущий – его лишь слуги».

Умэнь сказал: «В загадке многозначность понимайте.

То, что есть во всей упряжи, а также и в подпруге.

Его узнать – как бы с отцом в толпе вдруг повстречаться,

Не надо спрашивать других, что, может, обознался,

Своё, от всех других, способно в корне отличаться,

И в том, где что-то есть своё, считай, ты в нём остался.

Твой путь во всём есть, как во всём есть только твоё место,

Чужого лука не бери, не тронь лошадь чужого,

Чужим делам, поступкам не внемли, стоит большого,

И знай, ты сам есть, и ты только – в этом мире тесном.

Спросил Шисян: «Куда дальше пойдёт тот, кто добрался

До высоты шеста в сотню локтей целых длинною»?

Сказал Старик: «Тот, кто туда добраться постарался,

Сидит там на вершине и доволен сам собою,

Достиг кое-чего в ученье, но не понял сути,

Что нужно идти дальше, и собою оставаться

Во всех пределах света десяти, ни в чём не изменяться,

Только тогда тобою могут восхититься люди».

Умэнь сказал: «Идти дальше вершины и вернуться

К себе и стать собой, тогда совсем места не будет,

Где ты не был бы в чести, и не посмеялись б люди?

И как шагнуть дальше вершины, не перевернуться?

Тот, у кого глаз мудрости слеп, он полагает,

Что на вершине шеста может прочно удержаться,

Но вот не свалится ли? – в этом можно сомневаться,

Слепец, толпу слепцов ведущий вверх, смерть порождает.

Наставник Доушо монахам делал испытанье,

Он три вопроса задавал учёному народу:

– «Когда постигнуть Истину имеешь ты желанье,

То хочешь ли увидеть и найти свою природу»?

– «Когда природу постигаешь, можешь ты открыться,

От жизни и от смерти станешь ты освобождённым,

Но если веки смежив, в трансе будешь погружённым,

То как же сможешь от всего ты вдруг освободиться»?

– «Но вот от смерти и от жизни ты освободился,

То знаешь ли куда попал ты? Что с тобою сталось?

А если тела вся твоя субстанция распалась,

Куда попал ты, и в какую сферу погрузился»?

Умэнь сказал: «Поставлены три важные вопроса,

Тот, кто ответит, станет Повелителем Вселенной,

Ответ, который волновал буддиста и даоса,

Что будет там, за этой гранью жизни нашей, бренной?

Кто не ответил, пусть быстрей свою еду глотает,

Наесться досыта чтоб, погрузившись в адский холод,

Жуёт помедленнее, побороть чтоб вечный голод,

Напитками и яствами пусть брюхо набивает.

В одно мгновение ты вечность кальп всех прозреваешь,

И вечность кальп всех кажется тебе одним мгновеньем.

Прозреешь бездну появленья и исчезновенья,

Того, кто видит всё это, постигнешь и узнаешь.

Один монах спросил Ганьфэня: «Ведь путей немало,

Но на земле пути ведь все ведут в другие страны,

В пределах Будды все идут одним путём Нирваны,

Скажите мне, но где же этого пути начало»?

Гафэнь поднял свой посох, начертил им единицу,

Сказав: «Вот он, ты можешь с этим в небеса подняться,

Стать ангелом иль демоном, иль превратиться в птицу,

Но главное – чтоб вечно бы на том пути остаться».

Монах пошёл к Юньмэню и задал вопрос такой же,

Юньмэн воскликнул, над собою веер поднимая:

– «Сей веер, видишь, тридцать третье небо достигая,

Бьёт по носу бога Даши. Иди дорогой той же.

И знай, что тем путём ты попадёшь к небесной взвеси.

Подобен карпу он, живущему в Восточном море,

Который бьёт хвостом по радуге на всём просторе,

Раскинувшейся как Путь Млечный в этом поднебесье».

Умэнь сказал: «Один спускается на дно, морское,

Там вытирает грязь и подметает пыль, земную.

Другой, взойдя на гору, создаёт волну, такую,

Что поднимает до небес, как будто в час прибоя.

И всё они творят, как б соревнуясь меж собою,

Один что-то бросает, а другой что-то хватает,

Ученье истины оба держа одной рукою,

Но где пути начало, они, кажется, не знают.

Ведь прежде, первый шаг чем сделать, мы – уже у цели,

И прежде, чем мы открываем рот, мы всё сказали,

Прозрение приходит прежде, чем понять успели,

Так узнаём мы, где исток есть у бездонной дали.

Наставник «Дзэн» Умэн составил так свои рассказы,

Что высказал в примерах мудрецов свои сужденья,

Он уподобился торговцу, что продал творенья

Свои, похожие так на лепёшки и на зразы.

Но был такой Аньань, он горсть запихивал лепёшек