Владимир Власов - Буддийское сердце

Дамэй спросил Ма-цзу: «Что в мире Будда есть такое»?

Ма-цзу ответил: «Будда ведь и есть это сознанье».

Умэнь сказал: «Имеет представление какое

Из нас кто-либо, у того – такое же и знанье».

Тот, кто поймёт эти слова, носить будет одежду,

Есть пищу, говорить слова Будды, как рассужденья,

Деянья совершать; что он – Будда – иметь надежду,

Но всё же Дамэй ввёл вопросом многих в заблужденье.

Воистину, кто к истине идёт, тот будет слушать,

Три дня полощет рот имя Будды произносящий,

«Будда и есть сознанье» – когда скажет говорящий,

Он тут же убегает, затыкая свои уши.

Монах спросил у женщины, как до горы добраться

Утайшань, та ему: «Идите прямо», – так сказала.

Когда пошёл он, она тут же его задержала,

Сказав: «Пошли вы не туда, там можно затеряться».

Чжачжоу рассказал монах то, что с ним случилось,

Решил он испытать ту, к ней с вопросом обратившись,

– «Идите прямо!». – то же самое с ним получилось.

– «Я раскусил ту женщину», – сказал он, возвратившись.

Умэнь заметил: «Женщина жить в крепости привыкла,

Чжачжоу ж башню для тарана возвести старался,

Логически и он плохим стратегом оказался,

Ведь в то, что он хотел узнать, она же не проникла.

У двух воюющих сторон всё ж недостатки были.

Вопрос обыкновенный был, ответ и был такой же,

Как в рисе горсть песка, где камешки в зерне застыли,

Как палка, что торчит в грязи: смысл связи – никакой же.

Просить Будду философ стал, не знавший его веры:

– «Поведайте мне Истину, чтоб было пониманье,

Не говоря и не безмолвствуя, чтоб, для примера,

Я понял бы ученье всё». Будда сидел в молчанье.

Философ, поклонившись, молвил: «Вы, высокочтимый,

Своими состраданием, любовью и терпеньем

Развеяли все накопившиеся заблужденья,

Наставив на путь Истины, дав взгляд, необходимый»

Когда ушёл он, то Ананда Будду, всё то видев,

Спросил: «А что постиг философ»? Тот ему ответил:

– «Конь добрый вскачь пускается, от плётки тень завидев».

– «Ананда был учеником Будды, – Умэнь заметил, -

Но понимал он меньше, чем неверующий этот,

Насколько велико различие их разделяет,

Тот, кто идёт по лезвию меча, по льду ступает,

Не ищет проторённых троп, чтоб легче было где-то,

За гребни гор шагает так с пустыми он руками,

Он заново способен открывать наш мир, привычный,

Исчезнут все барьеры между Истиной и нами,

Когда взираем мы на землю взглядом, необычным.

Один монах спросил Ма-цзу: «А Будда что такое»?

Сказал тот: «Нет сознанья – нет Будды», – слова простые,

Умэнь заметил: «Кто понять сможет слова такие,

Поймёт науку нашу тот, ведь в мире – всё простое.

Встречая фехтовальщика, дай меч ему для боя,

Поэтов нет, стих не дари, не будет пониманья,

Кого б не встретил, делись малой толикой от знаний,

И разом не выкладывай всего, храни такое.

Наньцюань сказал: «Сознанье – это не Будда, другое,

А многознайство есть не мудрость, а лишь просто знанья».

Умэнь заметил, что Наньцюань, высказав такое,

На старости лет потерял стыд, изменив сознанье.

Хулу он изрыгал и выставлял своё уродство.

Немногие же щедрость оценить его способны,

Так как его высказыванья многим неудобны,

С умом в них, гениальным, прослеживается сходство.

Когда ведь небо прояснится, солнце ярко светит,

После дождя, однако, вся земля залита влагой,

Когда откроешь чувства, то нужна ещё отвага -

Боишься, не поверят. Как и мысли многим претят.

Наставник Уцзу задавал вопрос монахам ясно:

– «Душа Цинню жила в отдельности жизнью своею,

Какая из двух Цинню же являлась самой ею,

И кто из них двоих был более прекрасной».

Умэнь сказал: «Тот, кто поймёт, из двух Цинню какая

Есть настоящая, то он не будет сомневаться,

Что выходить из скорлупы и в неё возвращаться -

То ж самое есть, что в гостинице жить, уезжая.

Но тот, кто это не поймёт, то будет он скитаться,

Как чёлн, что без руля и без ветрил летит по морю,

Когда ж настанет смертный час, то он предастся горю.

Подобно тому крабу, что жаль с жизнью расставаться,

Который в воду угодил, кипящую, крутую,

Клешнями, лапами он шевелит, пугает грозно,

Спастись чтоб, но не может он, попав в среду такую,