Архимандрит Феофан - Неблаженные блаженные святые. Рассказы о необыкновенных подвижниках

Если же посетитель приходил поглазеть на «шарлатана-прорицателя», который к тому же «угадывал» его грехи и страсти, то такой посетитель всячески стремился потом в разговорах или через газеты «разоблачить обманщика». Подобные посетители в бурных волнах распространявшегося тогда безбожия и суеверия находили множество благодарных слушателей.

Один из таких господ при посещении блаженного заметил на посетительнице дорогой платок и позавидовал ей.

Вдруг блаженный начал шарить вокруг себя, как будто чего-то ища.

На вопрос барыни, что он ищет, юродивый ответил вопросом:

– Чем это так сильно пахнет и от кого?

В комнате было около шестидесяти человек, и неудивительно было почувствовать какой-нибудь запах. Но юродивый, повторив вопрос, обратился к барыне в дорогом платке. Она решила, что блаженному понравились ее духи, и предложила их ему – целый флакон.

Блаженный попросил платок.

– Извольте, извольте! – отвечала она.

Взяв платок, Иван Яковлевич взглянул на упомянутого посетителя и со вздохом сказал:

– На, спрячь его.

Барыня крайне возмутилась:

– Как? Вы мой платок отдаете другому! Ни за что! Верните назад, вы не имеете права распоряжаться чужой собственностью!

А в это время «осчастливленный» шел с чужим платком к дверям. Когда он уже переступал порог, резкая боль в большом пальце ноги пронзила его.

Еле добравшись до дома, молодой человек вскоре совсем потерял ноготь на пальце ноги. В таком мучительном состоянии он находился несколько дней, думая, что и в аду мучения будут легче.

Накануне праздника святых мучеников Бориса и Глеба больного сморил легкий сон, и едва тот уснул, как услышал над собой разговор.

Один спрашивал другого:

– А здесь что?

– Тут хворост жгут.

Молодой человек открыл глаза и увидел двоих, прошедших над ним по воздуху.

С того дня ему стало легче. И при первой возможности он посетил Ивана Яковлевича.

Блаженный, печально взглянув на вошедшего, прикоснулся ногой к пальцу его ноги и произнес:

– Будем довольны пищей и одеждой, которые имеем… Сказано: не пожелай того, что видишь в руках ближнего.

Замечательно, что этим происшествием блаженный хотел вразумить не только, а может, и не столько похитителя, сколько лжемилосердную барыню.

Первый, осознавая тяжесть греха и не имея воли противостоять ему, молитвами и вразумлением юродивого исцелился от пагубной страсти. Вторая же, напротив, не проявив и малого милосердия, милосердием юродивого раскрыв собственное жестокосердие.

Видя многое из того, что было скрыто от глаз (а иногда – и от разума) людей, живших в миру, юродивый делал внешне парадоксальные заключения,

Многие спрашивали Ивана Яковлевича, не хочет ли он оставить больницу.

Блаженный отвечал:

– Идти я никуда не хочу… А тем более – в ад.

За этими словами Ивана Яковлевича – полное и окончательное отвержение мира.

Блаженный Иван Яковлевич предсказал в прикровенных словах обстоятельства и день своей кончины.

Он особенно почитал Великую Субботу и ежегодно в этот день причащался Святых Тайн.

И в 1861 году, причастившись и раздав бывшим у него посетителям просфоры, он сказал присутствующим:

– Поздравляю вас с новым годом, с утренней зарей.

Все решили, что блаженный старец говорит о своем новом времени и о своей вечной заре на востоке востоков.

Потом он попросил всех пожаловать к нему в день его именин 14 сентября, а одной девушке предложил прийти в праздник Воздвижения Креста Христова, тогда, мол, он останется один-одинешенек, при нем никого не будет: «Ни тетушки, ни дядюшки, ни брата, ни сестры, совсем никого».

– Тогда, – добавил Иван Яковлевич, – приходи и облобызаешь меня.

(А 14 сентября стало девятым днем со дня кончины старца.)

Девушку удивили слова блаженного старца, ведь в этот день у Ивана Яковлевича бывало особенно много посетителей.

Старец же отвечал:

– Будут и тогда, да не пировать, а все будут богомольцы.

Незадолго до кончины Ивана Яковлевича поразил кашель. Но несмотря на болезни, тяжесть подвигов и упадок физических сил, он ни в чем не давал себе послабления, как будто только что вступил на путь подвига Христа ради юродства. Лежал он, как обычно, на голом полу, и даже под голову не клал подушку. А отвечать (письменно) на просьбы прекратил только за день до смерти. Любовь к ближнему превозмогала в нем все немощи и тяготы подвига.