Архимандрит Феофан - Неблаженные блаженные святые. Рассказы о необыкновенных подвижниках

Посетив святые места Иерусалима и его окрестностей, Лука Афанасьевич отправился в обратный путь, но снова противным ветром был отнесен к Афону, хотя и не имел намерения побывать там. И только после посещения Святой горы он благополучно вернулся в родные места.

Едва паломник вошел к Ивану Яковлевичу, как блаженный приготовил ему маршрут путешествия по России. Притом такой, что в три года дай Бог пройти.

Не смея противиться, Лука Афанасьевич просил небольшую отсрочку. Однако блаженный ему заметил, что «они» (бесы) не отдыхают, а день и ночь воюют с нами и не имеют покоя, ища случая, как бы погубить кого-нибудь.

Иван Яковлевич добавил:

– Ступай без сомнения и верь, что не задремлет Хранящий тебя. Господь – покров твой.

Послушный ученик опять отправился в путешествие.

По благословению блаженного подвижника Луке Афанасьевичу нужно было обойти все монастыри и пустыни, поклониться чудотворным иконам, где бы они в России ни находились.

Лука Афанасьевич вернулся в Москву через шесть лет и, по совету Ивана Яковлевича, поступил в Покровский монастырь в число братии, где и был пострижен в монахи с именем Леонтия. Блаженный же, дождавшись рукоположения отца Леонтия в иеромонахи, просил его исповедовать и причастить Святых Тайн, чего давно желала его утружденная подвигами душа.

Отец Леонтий до конца жизни не переставал пользоваться наставлениями Ивана Яковлевича. Так и продолжалось до самой кончины отца Леонтия, после которой блаженный праведник уже не избирал себе особого духовника, а исповедовался и причащался у больничного священника, который, в свое время, и похоронил его.

Когда же Ивана Яковлевича известили о том, что отец Леонтий умер, юродивый произнес:

– Нет, отец Леонтий не умер, а отправился служить раннюю обедню к Тихвинской Божией Матери.

Заточение юродивого в подвале продолжалось около одиннадцати лет. Причиной некоторого улучшения его положения послужило следующее событие.

Жена князя Дмитрия Владимировича Голицына, желая убедиться в справедливости слышанного, приехала однажды вечером в Преображенскую больницу, зашла к блаженному и спросила:

– Где находится в настоящее время мой муж?

Иван Яковлевич назвал знакомый княгине дом, чем немало удивил ее. Но еще больше удивилась княгиня, когда, приехав домой, она узнала, что муж ее действительно провел вечер там. Это происшествие, рассказанное княгиней многим, привело к разрешению князя видеться посетителям с Иваном Яковлевичем. Врачи стали смотреть на посетителей сквозь пальцы (правда, злоупотребления увеличились).

Так продолжалось до 1828 года, когда главным врачом больницы стал действительный статский советник доктор медицины Василий Федорович Саблер. Убедившись на собственном опыте в невозможности прекратить допуск посетителей к юродивому, доктор Саблер решил выхлопотать у московского генерал-губернатора князя Голицына разрешение свободного допуска посетителей к блаженному с взиманием с каждого двадцати копеек серебром на улучшение жизни больных.

За время пребывания в больнице Ивана Яковлевича составился капитал в несколько тысяч рублей.

С бедных по его просьбе не брали платы за вход; между ними он делил все, что ему приносили. С богатых, желавших ему пожертвовать, также ничего не брал, указывая на общую кружку.

Главный врач больницы Василий Федорович Саблер уверился в прозорливости Ивана Яковлевича после следующего случая.

Доктор решил показать блаженного госпоже Ланской.

При этом Иван Яковлевич стал просить доктора снять левый сапог, приговаривая:

– Узок больно.

Доктор не обращал внимания на слова Ивана Яковлевича и разул левую ногу только по настоянию госпожи Ланской. После получасовой беседы с блаженным Василий Федорович обулся и, посмеиваясь над случившимся, поехал домой.

По дороге лошади понесли, и Василий Федорович, испугавшись и выскочив из кареты, упал и сломал левую ногу. Дома нога до того распухла, что сапог нельзя было снять без разреза.

Госпожа Ланская вспомнила предсказание блаженного и указала доктору на совпадение. После этого доктор поверил юродивому и всегда был к нему расположен.

Иван Яковлевич, несмотря на расположение к нему руководства больницы и перевод в большую комнату, еще более смирялся и изнурял немощное тело. В большой комнате он очертил себе мелом по полу угол примерно полтора на полтора метра и практически не выходил за проведенную самим же черту.