Евгений Пономарев: Приключения вечных друзей

– Я премного благодарен вам, мэтр кулис, за столь детальное изложение ваших творческих замыслов, за взгляд в самый темный уголок вашего театрального алькова!, источая любезности, сказал Смысл, -возможно, если вы сочтете эту дерзкую просьбу выполнимой, вы позволите мне в полной мере насладится блеском всех граней вашего бескрайнего таланта, и продемонстрируйте мне воплощение соцветий вашего театрального замысла, -поливал тягучей патокой Смысл самолюбие режиссера. Облокотившись на согнутую в локте руку и положив ногу на ногу, Смысл вопросительно посмотрел на собеседника.

Режиссер заметно оживился, его разгоряченное лицо, покрасневшее еще час назад, приобрело совсем уже малиновый оттенок. Он деловито циркулировал по просторному кабинету, делая причудливые восьмерки вокруг кресла, где расположился Смысл, напоминая большого мохнатого шмеля с волооким взглядом. Казалось, что подошвы его ботинок отталкивались от пола как подпружиненные, делая гигантские шаги по комнате, он шумно рубил воздух, размашисто опуская руки поочередно с таким запалом, что не всякий гусар смог бы за ним угнаться. Наконец это броуновское движение закончилось. Режиссер замер как вкопанный напротив Смысла и сказал, кокетливо подмигнув собеседнику, -о, подсластитель души моей, -в его словах уже слышался натуральный мед, -конечно, все мое искусство до этого я посвятил служению людям. Я барахтался в театральной рутине, боролся с коварными сутяжниками, стращал дерзких бездарей. О, сколько никчемных карьеристов стачивают остроту дарований нашего брата-режиссера! Однако моя скромность и тяжкий труд ради высшей цели принесли свои плоды и теперь столь уважаемый и любимый светом человек как вы, посетил мой скромный алтарь искусства. Стоит ли говорить, мой любезный друг, сколь много значит для меня шанс пригласить вас на свою премьеру. Я срежиссировал новую театральную постановку, выступив и режиссером, и продюсером, и актером, и критиком в одном лице. Я знаю, что в вас уже зреет вопрос-как, ка-а-ак в этом маленьком, хилом и истощенном бессонными ночами теле кипит, бурлит и журчит такой вселенский талант, эдакий гейзер идей и карьер вдохновения? -он погладил себя по волосатой груди в розовой рубашке, -это все, мой друг, тяжкий труд, -он шумно отхлебнул глоток из стакана с розовой водой.

Смысл, утомленный тирадой и уже липкий от приторных речей собеседника, воспользовался паузой и спросил, -так когда же, мэтр? Когда и к которому часу мне прийти на вашу премьеру?

Приап положил ему на плечу ладонь с толстыми короткими пальцами, безымянный палец которой был украшен кольцом в виде жирной золотой гусеницы.

– Любезный мой ценитель прекрасного! Немедля запишите в блокнот-премьера моего спектакля-мюзикла завтра ровно в двадцать ноль-ноль!. А теперь позвольте откланяться, я вынужден вновь заняться делами, у меня еще просмотр горстки бездарей на роль королевы Торговли. До завтра! -воскликнул творец, прищурившись.

Смысл со вздохом облегчения пожал протянутую в жеманном жесте ладошку режиссера и, с трудом сдерживая приступ тошноты, отправился на свежий воздух. Выйдя за пределы обширной территории на тенистую городскую улицу, он отправился дышать терпким летним воздухом и растворился в наступающих сумерках.

На следующий день Смысл был на оговоренном месте, приехав за час на премьеру. В ожидании третьего звонка он слонялся по коридору, ловя на себе взгляды представительниц местного полусвета. Они одаривали его томными взглядами, стреляли глазками и кокетливо пощипывали странного цвета манто на своих тонких плечиках. Некоторые из них подстегивали фантазии окружающих грандиозностью своих причесок, которые были в несколько раз больше голов самих владелиц. Оттенок гротескности добавляли и наряды фланирующих театралок-пестроте и размерам этих одеяний стали бы завидовать даже павлины. Наконец в начале коридора показался сам режиссер, походкой Петра Первого направлявшийся в Главную ложу. Его сопровождали два вальяжных мулата с зафиксированными на голове ободками из перьев. Завидев издали Смысл, Приап императорским жестом поманил его к себе.

– Нектар моих фантазий, как вы отдохнули в эту ночь? Рассказываете! -прошелестел режиссер.

– Нормально, -обдал мэтра своей лаконичностью Смысл и быстрым шагом направился в ложу. Прозвенел третий театральный звонок.

Массивный занавес распахнулся и перед Смыслом открылась обильно освещенная сцена. На ней находилась группа актеров, одетых в помятые полу деловые костюмы. Перед каждым из них на специальном столике лежал кочан свежей зеленой капусты и небольшой, остро заточенный нож. Актеры, размещенные полу боком к зрителям, застыли в одинаковых позах. Спустя мгновение, под одуряющий визг скрипки, они начали как один стругать лежащий перед ними овощ, все убыстряясь и убыстряясь. Внезапно они как вкопанные замерли. На разделочных досках лежали идеально порезанные хрустящие дольки. Под аккомпанемент пианино они молниеносно сбросили нарезанную капусту в специальные ящички, расположенные рядом со столиками. Под лихорадочную дробь барабанов, каждый поднял руки над головой, и, стуча рукояткой ножа о доску, принялся кружить вокруг столиков. Из невидимых динамиков хлынул визгливый голос: