– А вот и я, -без тени иронии сказал Смысл, -не будем терять время, молодой человек! Ведите меня к вашему боссу!
Спустя пару минут скорой ходьбы по витиеватым коридорам здания, они подошли к дверям просторного кабинета, стены которого были весьма искусно выполнены из цельных кусков оранжевого стекла. Слегка постучав в дверь, парень замер, заметно нервничая и кусая губы. -Войдите, -сказал невидимый голос. Сопровождавший Смысл парень в ту же минуту выдавил из себя скомканную улыбку и жестом предложил войти, после чего спешно удалился в бескрайние коридоры.
– Директор по синтезу смыслов СТС, – решительно протянул руку Смыслу долговязый мужчина в больших квадратных очках и замшевом пиджаке. Его ноги украшали кожаные кеды и расклешенные штаны из вельвета. За прозрачными стеклами очков скрывались немигающие, смотревшие в упор холодные голубые глаза, напоминающие беспристрастные объективы кинокамер. Лоб собеседника, был испещрен складками, словно строчками телесуфлера. Рот менеджера занимала небольшая сигарилла, наполняя пространство ароматами Барбадоса и Таити, каждую сказанную фразу новый знакомец притворял обильными клубами дыма, захламлявшего и без того душное помещение. На стене, перед которой был расположен письменный стол, висела большая картина, исполненная в лучших традициях абстракционистского искусства. Пожалуй, в своем стремлении к смешению красок автор превзошел даже Веллема де Кунинга. Лишь благодаря весьма развитому воображению Смысл смог различить на картине кончик сигары, зажатой в руке нарисованного персонажа и его пронизывающий насквозь колючий взгляд.
– Продюсер Бодлер, -поздоровался Смысл и протянул руку собеседнику.
– Да, да, тот самый Бодлер, -расшаркался в словесных реверансах директор, сверкнув стеклами очков и провел широким жестом по волосам ладонью с пальцами пианиста.
– Председатель совета директоров настоятельно рекомендовал встретиться с вами для небольшой экскурсии по нашей организации, -с подобострастными интонациями продолжил директор, – чтобы помочь вам услышать и увидеть, так сказать, сквозь треск кинокамер, квинтэссенцию нашей работы. Иными словами, как мы создаем все то, что потом превращается в пульсирующие цифры и через фидеры кабелей разносится по пространству.
Гость синдиката не мешкая, сказал, – уважаемый продюсер, тема смыслов, в определенной степени мне близка. Давным давно я даже защитил докторскую диссертацию по этой теме. Мне будет очень интересно узнать, как из всего многообразия смыслов вы, так сказать, вылавливаете наилучшие и превращаете их в потоки электромагнитных импульсов с помощью своей энергичной и многолюдной команды сотрудников. Как вообще, по каким лекалам и принципам, вы определяете индивидуальное соответствие смысла ваших произведений, вашего продукта с вашим конкретным телезрителем? Как вы можете поручиться, что транслируемые на весь белый свет смыслы обладают должной чистотой, светом, что они не ядовиты и безопасны при усвоении внутрь?
Продюсер внимательно и по-прежнему не мигая, смотрел на Смысл. Его мимика ни единым движением не намекала на интенсивность и вектор его мыслительного процесса, да и вообще на наличие такового. Неискушенному человеку вообще могло бы показаться, что этого процесса нет и особо никогда и не было. Мужчина начал пускать клубы дыма в воздух в виде идеальных колечек, постепенно убыстряясь. В этот момент он напоминал старинный локомотив, который разгонялся все быстрее и быстрее. Не привыкший к такому запаху, Смысл чихнул. Мужчина продолжал пыхтеть, кончик сигариллы в такт раскалялся и угасал, покрываясь сизым пеплом. Выпустив огромный клуб дыма, продюсер наконец вынул сигариллу изо рта и резким движением положил ее в пепельницу в виде открытой человеческого головы.
– Ваш вопрос, коллега, поверг меня в совершеннейшее изумление. Пожалуй такое изумление я не испытывал со времен окончания университета, когда на одном из практических занятий увидел огромную сороконожку, которая неведомым мне образом заползла в объектив кинокамеры и там поселилась. Ваш вопрос, коллега, странен еще и тем, что сама концепция смысла в вашей постановке вопроса никуда не годится. Как вы себе можете даже допустить, даже на секунду представить, -продюсер распалялся как мощный гудящий софит, -что у человека, вкушающего наши, не побоюсь аллегории, кулинарные произведения, есть иные способы отыскать смысл? Знаете, дорогой Бодлер, я не только продюсер. Пятнадцать лет назад я изучал в Сорбонне труды известного ученого, который сказал, что человек, который задается поиском смысла, нездоров, я даже написал на его книгу несколько хвалебных рецензий. Более того, вы намекаете, что вся наша обширная аудитория нездорова, что она мечется в лихорадке бессмысленности? Да и как, вообразите себе только, средний заблудший гражданин, в вашем понимании, обретет смысл? Он его что, купит в ближайшем киоске с театральными билетами? Ну купит, допустим, а кто поручится, что срок годности его не истек? Что он не поддельный, в конце концов.? Что этот купленный им смысл не является злонамеренно испорченным продуктом, которого дотянулись грязные лапы вездесущих бутлегеров? По моему глубокому и искреннему убеждению, исключительно изобретенные нами смыслы могут считаться самыми полезными, естественными и безопасными для наших зрителей. Знаете, у меня дома уже много лет живет весьма привередливое животное-сиамский хорек. Он безукоризненно добр, вечно прыгает мне на шею, когда я возвращаюсь с работы, превосходно ладит с моими домашними, вызывая всеобщее умиление и желание почесать у него за ухом. Но знаете в чем его критическая особенность, Бодлер? Это благородное животное тянет в рот все, что видит, все, что находится в радиусе его зрения и обоняния. Эта пагубная всеядность оборачивается чрезвычайной неразборчивостью в пище, что делало нас неоднократно гостями моего личного ветеринара. Хорь от такой пищи бесился и вел себя как бесконтрольный, неуравновешенный и опасный волчок, представляя угрозу всем домочадцам. Мы нашли простейший выход-стали покупать специальный корм с запахом занзибарской улитки. Этот корм приготовлен знающими людьми, в условиях, которые не вызывают у нас вопросов по чистоте. Состав этого корма безупречно выверен с учетом самых современных данных, извлеченных при помощи доказательной ветеринарии. Каков итог, спросите вы, Бодлер? Мой благородный хорь здоров, весел, в меру подвижен и снова стал центром притяжения для моих детей и жены. Мы, Бодлер, – с видом маститого академика на университетской кафедре продолжал директор, – взяли и применили эти принципы на всех этапах создания нашего продукта: мы сами тщательно взвешиваем смыслы, выверяя их значимость и питательную ценность. Мы с любовью перемешиваем эти смыслы друг с другом, стремясь соблюсти их первозданный вкус. Мы с любовью и заботой, деликатно и осторожно, доносим их по заранее продуманным каналам до нашего требовательного зрителя. И, мой почтенный гость, на другом конце наших кабелей, где располагается наши почитатели, вы не услышите в ответ ни одного дурного слова в наш адрес. Вы услышите только довольное причмокивание, словно звуки младенца, сосущего материнскую грудь, -вытирая со лба пот тыльной стороной руки, сделал короткую паузу в монологе директор и продолжил, -они, словно телята, стоят на своих неокрепших ногах, неустанно припавшие к своей матери-корове!
Читать дальше