– Когда вы вернетесь?
– Я рассчитываю не позже полуночи, Эллис переночует у нас, – профессор посмотрел на Эллис, которая, соглашаясь, крутила головой.
– Какие у тебя, Эдвард, планы на предстоящую неделю, ты опять уедешь?
– Нет, милая, все как обычно, буду работать на кафедре. Да, я хочу взять отпуск на пару недель, мы можем съездить на море.
Лиз, услышав приятную новость, подпрыгнула на стуле:
– Я люблю тебя!
Погрузив в машину вещи, профессор и Эллис направились к дому священника. У дороги их ждала Мария, супруга Алексиса, которая вышла по звонку Лиз. В руках она держала две баночки вишневого варенья.
Профессор, выйдя из машины, обнял Марию, забрал варенье и спросил:
– Что передать Георгу?
– Передай, мы с отцом скучаем по нему. Пускай он нас навестит по возможности, – немного загрустив, просила Мария.
– Конечно, я все передам!
* * *
Для Эллис эта поездка была как приключение. Она была пытливой девочкой и хотела сама все потрогать, попробовать и увидеть. Дорога шла мимо полей и садов, пейзаж был сочным, с горизонтом неба и зелеными волнами молодой пшеницы и ржи. Погода начинала восстанавливаться, тучи рассеивались. Эллис без остановки крутила головой, изучая местность и испытывая восторг.
– А кто такой твой загадочный друг Георг? – спросила она.
– Он святой.
– Что значит – святой?!
– То и значит, дорогая моя, мы с тетей Лиз многим ему обязаны.
Эллис, не получив полного ответа, не стала настаивать и продолжила любоваться сменяющимися картинками природы.
В памяти профессора пробегали события, которые он не любил вспоминать. С тех времен прошло почти шестнадцать лет, и не Эллис этому была причиной, он всегда думал о них, когда должен был встретиться с Георгом.
В тот день Лиз была на работе в своем цветочном магазине. Она неожиданно почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Вовремя подоспевшие медицинские службы транспортировали Лиз в клинику, где у нее диагностировали приступ в результате образовавшейся опухоли головного мозга. Профессор получил сообщение, находясь в командировке. Первым самолетом уже через четыре часа он был в реанимационной палате. Накинув белый халат, он стоял около Лиз, тело ее было обвешано множеством проводков, трубками и капельницами. В углу угрожающе пищал многофункциональный прибор. Профессор держал ее за руку в надежде, что она откроет глаза, но лицо и тело не отвечали. Он не покидал стен клиники, бродя по ее бесконечным коридорам, изредка выезжал домой, чтобы вздремнуть и вернуться после. К концу четвертых суток Лиз очнулась и не понимала, что произошло. Профессор радовался и успокаивал ее, что худшее позади и все наладится. Но еще через две недели как гром среди ясного неба прозвучало заключение врачей о том, что опухоль злокачественная и приступы неминуемо повторятся. Профессор целый месяц находился дома, после чего нанял медсестру-сиделку, которая наблюдала за Лиз. За прошедшие три месяца приступы случались еще дважды. Врачи говорили о неизбежности смерти и что единственным путем ее спасения может быть операция и химиотерапия.
Но никто не мог дать гарантии, и процент успеха ужасающе стремился вниз. Спустя еще месяц решение было принято и операцию провели. Лиз через полтора месяца была дома, и даже казалось, что болезнь отступила, но, как бывает после подобных операций, после временного облегчения наступило ухудшение. Лиз все больше лежала и мало двигалась. В дом вернулась сиделка, которая ухаживала за Лиз. По ночам профессор слышал стоны Лиз, и сердце его разрывалось на части от беспомощности и отчаяния. Лиз перестала вставать с постели и почти не разговаривала. Как-то поздно вечером профессор зашел в спальню и подошел к кровати. Она спала. Лицо, измученное болезнью, было худым, губы с налетом синевы. Он как никогда понимал, что еще немного, и Лиз безвозвратно покинет его. От этих эмоций у него подступило к горлу, глаза заблестели от слез и губы затряслись.
Профессор накинул пиджак и выбежал на улицу, его ноги несли в центр города. Душа разбивалась, как бурные волны о скалы, которые в попытке открыть новый путь рассыпались и пенились от отчаяния. Он не заметил, как оказался у церкви. Несмотря на поздний час, двери были открыты. Он зашел, внутри никого не было, и только в полумраке дежурного освещения стояло распятие Иисуса. Подойдя, он упал перед ним на колени и зарыдал еще больше. Сквозь слезы он пытался произносить молитву за молитвой и немного успокаивался. Иисус смотрел с высоты и понимал его горе, и видел его разбитую душу, и плакал с ним. В дверях церкви появился Алексис. Он увидел профессора и подошел к нему.
Читать дальше