Раиса Богомолова - Небо и землю содержит любовь

И Господь открылся.

«Невозможно передать, – говорил батюшка, – то действие благодати, которое убеждает в существовании Бога с силой и очевидностью, не оставляющей ни малейшего сомнения у человека. Господь открывается так, как, скажем, после мрачной тучи вдруг просияет солнышко: ты уже не сомневаешься, солнце это или фонарь кто-нибудь зажег. Так Господь открылся мне, что я припал к земле со словами: „Господи, слава Тебе, благодарю Тебя! Даруй мне всю жизнь служить Тебе! Пусть все скорби, все страдания, какие есть на земле, сойдут на меня – даруй мне все пережить, только не отпасть от Тебя, не лишиться Тебя!“»

Сколько продолжалось это состояние – неизвестно. Но, очнувшись, Николай услышал мощные, размеренные удары церковного колокола. Сначала он полагал, что звонят неподалеку. Но звон не прекращался, да и время было уж слишком поздним для благовеста – за полночь.

Так в одно мгновение совершился полный переворот в мировоззрении будущего подвижника.

В «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» есть трогательный рассказ о супругах Мантуровых, которые несли крест добровольной нищеты. Михаил Васильевич, духовный сын и ближайший помощник преподобного Серафима Саровского, позже ставший известным как «служка Божией Матери и преподобного Серафима», выслушивал по этому поводу негодование своей жены, лютеранки по исповеданию, всегда молча.

Только вздыхал.

«Меня это еще больше раздражало, – вспоминала позднее Анна Михайловна. – Так вот, раз, когда мы до того уже дошли зимою, что не было чем осветить комнату, а вечера стояли длинные, тоскливые, темные, я раздосадовалась, разворчалась, расплакалась без удержу. Сперва вознегодовала на Михаила Васильевича, потом на самого батюшку отца Серафима начала роптать и жаловаться на горькую судьбу мою.

А Михаил Васильевич все молчит да вздыхает. Вдруг слышу какой-то треск. Смотрю – Господи! Страх и ужас напали на меня. Боюсь смотреть и глазам своим не верю… Пустая, без масла, лампада у образов вдруг осветилась белым огоньком и оказалась полная елея. Тогда я залилась слезами, рыдая и повторяя:

– Батюшка Серафим, угодник Божий, прости меня, Христа ради, окаянную, роптунью недостойную – никогда более не буду!

И теперь без страха не могу вспомнить этого. С тех пор я никогда не позволяла себе роптать и, как бы ни трудно было, все терпела».

Так же зажигались лампады в келье батюшки Серафима.

– Не убойся, Мишенька! – говорил он присутствующему при этом М. В. Мантурову, – тому так должно и быть… это Ангел Господень зажигает лампадки.

Верующая мать, провожая сынаатеиста в армию, сказала ему:

– Когда тебе будет трудно, сынок, ты обратись к Богу, Он всегда услышит.

Сын оказался на службе в военно-морском флоте.

Однажды он проверял приборы в небольшом батискафе и вдруг почувствовал, что батискаф стал погружаться. Между тем аппарат не был приспособлен для погружения с человеком. Уже парню стало не хватать кислорода, сказывалось большое давление…

По-видимому, на корабле не знали, что в батискафе человек.

Что делать?!

И тут солдат вспомнил слова матери.

«Господи, помилуй!» – мысленно произнес он с надеждой.

Через мгновение батискаф стал подниматься. Позже выяснилось, что в тот момент, когда солдат обратился к Богу, наверху, на корабле, командир услышал явственный внутренний голос, который сказал: «В батискафе человек. Немедленно отдай приказ поднять его». Внушение было таким сильным и так поразило командира, что он немедленно скомандовал подъем.

Оба – и солдат, и командир – уверовали в Бога.

Крепкое вразумление от своего Ангела Хранителя получил Василий Архипов из деревни Межовка Пермской области, рассказавший в газете «Православная Пермь» свою историю:

– У меня день рождения семнадцатого числа, а день Ангела – пятнадцатого. А я лет с тридцати пяти стал в церковь похаживать в день своего Ангела и свечу ему ставить (на время рассказа Василию исполнилось сорок пять лет). Свечу поставлю, помолюсь про себя: прости, мол, меня, Ангел мой хранитель, и наперед помилуй, избавь от зла всякого, всех несчастий и прочее. За рулем все же, сами понимаете…

Ну, пришел в тот раз-то, поставил свечку, помолился, как всегда, нищим у храма подал нескупо. А ночью мне – сон. Или видение? Не знаю. И – как наяву – все до теперешней поры в глазах стоит.