Марк Твен говаривал, что некоторые люди «праведны в худшем смысле слова», и это, по расхожему мнению, относится к современным христианам. Я попробовал задавать случайным знакомым — например, попутчикам в самолете — вопрос: «Какие ассоциации вызывает у вас словосочетание «евангельские христиане»?» Как правило, в ответ я получал политические определения: противники абортов, оппоненты гей–культуры, люди, добивающиеся цензуры интернета. Однако ни разу, ни единого раза, я не услышал определения, в котором прозвучало бы слово «благодать». Очевидно, совсем не этот аромат исходит от христиан в мире.
X. Менкен утверждал, что пуританин — это человек, который боится, как бы где–нибудь кому–нибудь не жилось чересчур радостно. Многие сегодня видят в этих словах жестокую, но верную карикатуру на евангельских христиан или «христианских фундаменталистов». Откуда взялась эта репутация напряженной безрадостности? Давайте заглянем в колонку юмориста Эрмы Бомбек:
В прошлое воскресенье я видела в церкви малыша, который вертелся по сторонам, улыбаясь всем и каждому. Он не плевался, не шумел, не топал ногами, не рвал книгу, не лазил к маме в сумку. Улыбался — только и всего. Наконец, мать резко дернула ребенка за руку и шепотом, который услышали бы и в последних рядах, велела: «Прекрати ухмыляться! Ты в церкви находишься!» С этими словами она хорошенько шлепнула сына. А когда у ребенка из глаз хлынули слезы, удовлетворенно заметила: «Так–то лучше». И вновь погрузилась в молитву…
Вдруг я ощутила гнев. Меня осенило: весь мир в слезах, и если ты еще не плачешь, тем хуже для тебя. Мне хотелось прижать к себе зареванного малыша и рассказать ему о моем Боге. О радостном Боге, улыбчивом Боге. О Боге, которому хватило чувства юмора, чтобы создать нас такими, какие мы есть… Традиция превращает веру в траурное платье плакальщика, в античную маску трагедии, в солидный значок Ротари–клуба.
Вот же глупость, думала я. Эта мамаша сидит рядом с тем единственным, кто сулит еще надежду нашей цивилизации. Детская улыбка — вот последнее наше упование, незагашенная еще свеча, единственное чудо и залог вечности. Если малышу не велено улыбаться в церкви, где нам найти прибежище?
Разумеется, подобная характеристика христиан однобока, и я сам знаю многих верующих, несущих миру благодать. Тем не менее каким–то образом на протяжении истории Церковь ухитрилась приобрести репутацию безблагодатного места. Как молилась одна маленькая английская девочка: «Боже, сделай плохих людей хорошими, а хороших — добрыми».
Уильям Джеймс, ведущий американский философ XIX века, судя по его книге «Разнообразие религиозного опыта», вполне сочувственно относился к Церкви. И все же он отказывался понимать мелочность тех христиан, которые преследовали квакеров лишь за то, что те не снимали шляпы и считали аморальным носить яркую одежду. Он описывает аскетизм французского кюре, принявшего обет «не обонять аромат цветка, не утолять жажду, не отгонять от себя мух, не выражать отвращения при виде омерзительного зрелища, не жаловаться на неудобства, не присаживаться отдохнуть и не опираться на локти, когда он преклоняет колени».
Прославленный мистик святой Иоанн Креста советовал верующим обращать свои взоры «не только к приятному, но и к тому, что ужасно и отвратительно», а также «уничижать себя и желать, чтобы другие также вас уничижали». Святой Бернар зажмуривался, чтобы скрыть от своих глаз прекрасный вид на швейцарские озера.
Теперь законничество приобретает новые формы. В насквозь обмирщавшей культуре Церковь являет безблагодатность в виде нравственного высокомерия и беспощадности к противникам в «культурной битве».
Еще одна сторона безблагодатного состояния Церкви — отсутствие единства. Марк Твен любил повторять анекдот о том, как в одну клетку посадили собаку и кошку — посмотреть, уживутся ли они. Они ужились, и тогда к ним добавили птицу, свинью и козла. Эти животные тоже приспособились к совместному существованию. Новыми обитателями клетки стали баптист, пресвитерианец и католик. Прошло несколько дней — и за решеткой не осталось ни одного живого существа.
А если ту же ситуацию описывать более серьезно, то вот рассуждение современного иудейского мыслителя Энтони Хехта:
С годами я не только лучше узнал собственную веру, но и близко познакомился с убеждениями своих соседей–христиан. Среди них было много хороших людей, которыми я восхищался. Помимо прочего, я учился у них доброте. Многое меня привлекало и в самом христианском учении. Однако закоренелая вражда между протестантами и католиками всегда вызывала у меня неприятное удивление.
Читать дальше