Η. О. Лосский - Воспоминания

Предстояло теперь достать хоть немного денег, чтобы поесть. Мой новый знакомый, который тоже был голоден, и тут научил меня: он посоветовал мне продать жилет. Мы пошли к старьевщику, на вырученные за жилет деньги купили хлеба, свежепросольных огурцов и плотно закусили. Мало того, у меня осталось еще копеек 35.

Дождавшись вечера, я пришел на вокзал, где меня встретил мой знакомый и свел меня с машинистом. Он был настолько добр, что принял меня к себе на паровоз. Оказалось однако, что на полпути, в Свенцянах, он сойдет с паровоза и почему‑то не может устроить мне дальнейшую поездку с новым машинистом.

Была полночь, когда я сошел с паровоза, и пошел по шпалам в Двинск. Мне предстояло около ста верст пути. Ночь была ясная, луна начала подниматься на горизонте. Я вошел в густой длинный лес. Вдали послышался вой, я подумал, что это воет волк и почувствовал, как волосы буквально поднимаются дыбом на голове. Любимого ружья, которое прежде сопровождало меня в ночных похождениях и придавало мне храбрости, со мною не было. К счастью однако, все обошлось благополучно.

Истратив по пути копеек пять на пропитание, я купил днем, кажется на станции Турмонт, билет и проехал верст тридцать поездом с таким расчетом, чтобы успеть часам к 8–ми дойти остальное расстояние до Двинска. Это был уже тритий раз в моей жизни, что я в течение двадцати часов прошел семьдесят верст (восемьдесят километров).

Вечером, когда уже темнело и показались огни Двинского предместья, позади меня вышел на шпалы какой‑то подсн зрительного вида человек и окликнул меня. Зная, что это предместье славится своими грабежами, я ускорил шаг, но и незнакомец пошел быстрее, я побежал и он тоже побежал за мною. Молодые годы помогли мне. Кончилось тем, что преследовавший меня человек закашлялся и перестал гнаться за мною. Через час я уже был в уютной столовой за самоваром среди старых добрых знакомых, а на следующий день благополучно приехал в Витебск в свою семью.

Товарищи мои, Тесленко, Заблоцкий, кончили курс гим назии и поехали в Москву в университет. Ланге два года тому назад, когда Лиознер и я были удалены из гимназии, не захотел оставаться в Витебске и перевелся в гимназию в Псков. Он тоже получил уже аттестат зрелости и поехал в Петербург, где поступил в Военно–медицинскую академию. Мысль о том, что товарищи мои продолжают свое образование, а я остаюсь в крайне неопределенном положении, глубоко удручала меня. Пережитые за границею неудачи вызвали во мне глубокую душевную депрессию. Однако, мой умственный труд и самообразование я продолжал энергично. В это время я читал такие книги, как «Логика» Милля, «История философии» Льюиса, «История цивилизации» Бокля и т. п.

У семьи нашей появился новый знакомый Николай Макарович Миловзоров, преподаватель духовной семинарии, человек образованный, с глубокими духовными интересами. Он познакомился с нашею матерью на могиле сестры Элеоноры. Оказывается, он был влюблен в нее, не будучи знаком с нею. Видел он ее, вероятно, каждый день, когда оба шли на службу и проходили мимо друг друга. Когда она умерла, мама недоумевала, кто приносит каждый день свежие цветы на могилу. Наконец, при посредстве кладбищенского сторожа, они встретились, он рассказал матери свой роман и сделался другом семьи. Он принимал большое участие во всех семейных затруднениях, между прочим помогал брату моему Володе в его занятиях греческим и латинским языками.

В уме моем сложился план изучить какое‑либо несложное дело, которое дало бы мне возможность поступить на службу, скопить немного денег и вновь поехать за границу для поступления в университет.

У нашей семьи была добрая знакомая Полина Семеновна Вербицкая, брат которой жил в Петербурге и был в хороших отношениях с Езерским, изобретателем тройной бухгалтерии. Благодаря ходатайству Вербицких, Езерский согласился принять меня бесплатно на свои бухгалтерские курсы. В декабре 1889 г. я отправился в Петербург учиться бухгалтерии.

Чтобы не возвращаться больше к Витебской гимназии, скажу несколько слов о некоторых товарищах, судьба которых известна мне. Пржевальский начал с успехом работать в газетах, но в полном расцвете сил почему‑то покончил с собою самоубийством. Имя Мурзич встретилось мне только раз лет через десять; в «Новом Времени» был напечатан его фельетон «О котах и сутенерах».

Тройная бухгалтерия Езерского отличается от двойной тем, что каждая операция записывается не дважды, как в двойной бухгалтерии, на приход и на расход, а трижды: третья запись — в счете прибылей и убытков. Таким образом о доходности предприятия можно судить не только в конце отчетного периода, но и в каждый момент ведения дела. Кроме бухгалтерии, преподавалась еще коммерческая арифметика, коммерческая корреспонденция и торговое право. Курсы были, кажется, полугодовые.