Η. О. Лосский - Воспоминания

Через две недели, распрощавшись с Кравцем, я отправился в путь. Больше мне не суждено было встретиться с ним в жизни. Спустя много лет я слышал от Лиознера, что Кравец стал окружным врачом во Франции, где‑то в провинции, и что он сравнительно рано умер.

В Эйдткунене я пошел по указанному адресу. Меня посадили в уединенную комнатку, окна которой выходили на двор, и обещали перевести ночью через границу в Вержболово. Вечером же сказали, что в эту ночь перейти не удастся, придется ждать следующей ночи. Прошел еще томительный день ожидания взаперти. Наконец, на следующий день, когда стало уже совершенно темно, меня свели с двумя другими лицами, желавшими перейти границу. Это был пожилой еврей, портной, с женою; они несколько лет тому назад эмигрировали в Соединенные Штаты, им не повезло и теперь они возвращались на родину, удрученные своею неудачею.

К нам приставили молодого сильного парня, по–видимому литвина, который должен был перевести нас через границу. Мы пошли задворками, закоулками, стали красться по межам полей овса и каротфеля, согнувшись, чтобы нас не было видно издали. Когда мы приблизились к границе, проводник наш посадил нас в канавке, а сам пошел проведать, где находится пограничная стража. Более четверти часа мы сидели и ждали его. Отблеск огней Эйдткунена, с одной стороны, и Вержболова, с другой, на облаках казался зловещим заревом. Ночь была прохладная, августовская. Старик еврей вздыхал и молился; не переставая молиться, он вдруг коснулся моих брюк, пощупал их и сказал: «Добротная!», то есть констатировал доброкачественность материи.

Наконец, пришел наш проводник; следуя за ним, нам пришлось перебраться через ручеек. По каким‑то огородам мы дошли в Вержболово до корчмы, где остановились мои спутники, а меня проводник доставил на вокзал и посадил посреди зала III класса на скамейку, окружавшую колонну. Он сказал мне, что придет, когда пора будет покупать билет, и ушел.

Через несколько времени появился жандарм и прошел мимо меня раза два, поглядывая на меня. Когда он удалился, мой проводник подошел ко мне и сказал, что надо дать жандарму сколько‑нибудь денег, иначе он потребует у меня документы. Денег у меня оставалось в обрез, ровно столько, чтобы купить билет до Витебска. Я сказал это проводнику, но он ответил: «Что же делать! Купите билет до Вильно». Пришлось отдать последние деньги и купить билет только до Вильно. Система запугивания и обирания несчастных беспаспортных на границе была, очевидно, разработана в высшей степени совершенно.

Приехав в Вильно без копейки денег, я решил отправиться пешком в Ораны, место летних лагерей артиллерии. Я знал, что там обыкновенно живет летом добрый знакомый наш артиллерийский офицер Г. со своею семьею. У него я рассчитывал достать деньги на билет до Витебска. Вещей у меня с собой не было; предвидя переход через границу, я ехал налегке, имея в руках лишь сверток с «Физикою» Краевича и тетрадь для записей своих мыслей.

Вспомнив, что госпожа Иогансон дала мне адрес своих родителей, я пошел к ним, рассчитывая оставить у них этот сверток, который стеснял бы меня при переходе на далекое расстояние. Семья Иогансонов встретила меня радушно; кроме стариков родителей, там были и молодые люди, которые живо интересовались жизнью за границею. После оживленной беседы они пригласили меня остаться у них пообедать. Я был очень голоден, так как не ел уже целые сутки; в кармане у меня не было ни копейки. Обед был бы для меня настоящим благодеянием, но именно поэтому я стеснялся принять любезное приглашение, отговорился тем, что у меня нет времени, и ушел, ничего не рассказав о своем трудном положении.

Когда я разузнал точно дорогу в Ораны, наступил вечер и пускаться без денег ночью по совершенно незнакомой местности было рискованно. Я вышел из города и лег спать на сухом пригорке. Голод мучил меня, было холодновато, ночь была ясная, звездная. Измученный усталостью я, наконец, уснул. Разбудил меня какой‑то невероятный грохот. Я вскочил и увидел приближающиеся к себе огненные глаза поезда. Оказалось, что я, не зная того, расположился ночевать вблизи полотна железной дороги. Под утро я вернулся в город, нашел на бульваре удобную скамью и, сидя на ней, дремал, клюя носом.

Было уже часов семь утра, когда я увидел недалеко от себя на другой скамье молодого человека, очевидно такого же бездомного, как и я. Он тоже клевал носом и, просыпаясь, поглядывал на меня. Он подсел ко мне и мы разговорились. Узнав, что я собираюсь идти в Ораны к своим знакомым, о нсообщил мне, что в этом году артиллерия из Двин- ска в Ораны не приходила и что, кажется, вообще обычные в этом месяце летние упражнения не состоялись. Он сказал мне также, что у него есть знакомый машинист, который поедет с вечерним поездом в Двинск; его он может попросить взять меня на паровоз.