Плач третьей птицы

Поначалу в монастырях действительно селилось множество психически больных людей [206]: первое время, когда принимали всех, им не отказывали: жертвы политико-экономических катаклизмов, лишенные социальной защиты и опоры, они текли в Церковь в поисках участия, помощи, тепла; ехали в обитель, чтоб их жалели, кормили, берегли: храм успокаивает , верующие же добрые, ласковые и должны всех любить .

Но жаждущие утешения, т.е. удовольствия, они скоро разочаровывались, оттого что их, конечно, стремились ввести в рамки устава, понудить к работам и посещению богослужений; обычно после очередного скандала они хлопали дверью и не сказав спасибо этому дому брели к другому; иногда находился выход оригинальнее: например, одна вся в черном постница и молитвенница, страдавшая эпилептическими припадками, подобрала себе среди рабочих мужа.

Другие, напротив, уходить не спешили; за стенами их ожидал все тот же равнодушный мир, полуголодное существование, или беспощадное лечение в больнице, с необратимыми для организма последствиями; они путем незначительных уступок укреплялись в монастыре, завоевывали особое положение и жили как хотели. Разумеется, их считали бесноватыми, посылали на отчитку и свято верили, что с применением указанных в Евангелии средств, молитвы и поста, когда-нибудь наступит исцеление.

Одна девица с прекрасным голосом и слухом вдруг ни с того ни с сего, в храме ли, в трапезной, застывала в неподвижности, черты лица, синея, заострялись, потом руки медленно, будто автоматически, приходили в движение, и она начинала сбрасывать с себя одежду; после припадка приходила в изнеможение, долго спала, а наутро ничего не помнила. Помимо болезни, которую считала последствием сглаза , она вела себя чрезвычайно требовательно, возражений не выносила и если подозревала насмешку, не медля набрасывалась с кулаками.

Помнится еще фигура: женщина за сорок, явилась к вратам обители поздней осенью, одетая как бомж, в черном от грязи сером плаще, утепленном с изнанки полиэтиленовой пленкой; конечно не хотели пускать, да ведь сердце не камень: «мне некуда идти», тихо сказала она, и матушка не устояла. Сначала старалась, соглашалась чистить картошку и даже ходила в храм, но постепенно отвоевала позицию болящей : бродила по окрестностям (искали, звали, беспокоились), часами простаивала, не меняя позы, где-нибудь на полянке или тропинке.

Как-то переполошились, обнаружив у нее огромный запас спичек; она часто просила бумагу, ручку, что-то сосредоточенно писала и потом так же напряженно читала … однажды подобрали оброненный ею листок: многоэтажные формулы, разрозненные цифры и буквы предварял заголовок: рецепт адского пламени [207]. На все вопросы она отвечала, вернее не отвечала, с царственным величием. Приглашали психиатра; он предлагал госпитализировать, но на вопрос о диагнозе пожимал плечами; в больницу ее отправили, преодолев активное сопротивление, только когда она совсем отказалась от пищи. Там ее успокоили и она, как случайно выяснилось, возвратилась в семью дочери, где жила прежде.

Третий случай являл несомненные признаки беснования: девушка с отвратительной яростью ополчалась на крест, иконы, не своим голосом изрыгала оскорбления и похабщину, глумилась над сестрами, понося их именно как невест Христовых; глаза ее полыхали огнем ненависти, это и внушало настоящий ужас. Священники служили молебны, остальные непрестанно и горячо молились; не подействовало… в сгустившемся воздухе витал никем не высказанный, но всех мучивший вопрос почему мы не смогли изгнать его? [208]. Так просили, так жаждали помочь страдалице, а Господь не услышал; почему? Ведь мы полагаем, и справедливо: те, кто неважно какими судьбами пришел в Церковь, должны непременно исправиться, исцелиться, преобразиться [209].

Но ничего подобного не происходит; дело, может быть, в ущербной, бесплодной вере: идут в Церковь с целью прибиться хоть куда-нибудь, воспринимают одно внешнее, религиозную атрибутику [210]: акафисты, молебны, иконы, чудеса; мечтают заполнить гулкую пустоту и разом избавиться от всех неприятностей и неудобств, в том числе и связанных с болезнью, притом без всякого труда, включая труд осмысления своих упований.

Христос при таком устроении, в сущности, не нужен; Его место занимают популярные святые-врачи, целебные источники или чаще лжестарцы, которые лечат . Но, как читаем в Евангелии, подлинные исцеления всегда совершаются по вере и в личном общении с Богом: веруете ли, что Я могу это сделать? [211].