Они уже удостоверились на опыте, что самым действительным орудием для возбуждения недоверия к Его призванию и для уничтожения Его влияния, был вопрос о знамении, — в особенности о знамении небесном. Если бы Он был Мессией, то почему бы Ему и не низвести, как Моисей, хлеб с небес? Где громы Самуиловы, где пламя Илиино? Отчего бы Ему не произвести солнечного затмения, не обратить луну в кровь, не расшатать звезды небесные? Отчего огненный столб нейдет перед Ним вождем к победам, буря не подтвердит слов Его?
Они знали наверное, что подобных чудес для них не будет; знали высказанные Им и трижды повторенные основательнее причины отказа удовлетворить их высокомерную просьбу [392] Ioan. 2, 18. 6, 30. Матф. 12, 38.
. Если бы им было известно и они поняли событие искушения в пустыне, то узнали бы, что самые первые Его ответы искусителю высказаны были в том же самом духе крайнего отрицания. Но если бы и исполнил Он их желание, то какие были бы дальнейшие последствия? Не влияние внешних сил, но прирожденное свойство души заставляет возрастать в ней доброе семя; не знамения и чудеса могут обратить закоренелое в злобе сердце или поколебать неверие глупца, но внутреннее смирение и благодать Божия, нисходящая внезапно, молча и невидимо, как роса небесная. Что было постоянным последствием всех знамений? Очевидцами оно приписано было действию бесовскому; слышавшими об нем перетолковано; следующими поколениями будет отвергнуто, как выдумка, или обратится в миф. Но несмотря ни на что, фарисеи и саддукеи чувствовали, что теперешний отказ Иисуса удовлетворить их просьбу будет превосходным против Него орудием и действительным средством для ослабления народного удивления. Однако же Он непоколебимо отверг их искушение; не хотел, по их просьбе, как и по просьбе искусителя, совершить чудо с явным намерением выставить Себя напоказ. Ответ Его был таков же как и прежде, что знамения не дастся им, кроме знамения Ионы пророка [393] Матф. 16, 1–4. Марк. 8, 10–13.
. Причем, указывая на зардевшийся от вечерних лучей солнца запад, Он высказал: вечером вы говорите: будет ведро, потому что небо красно, и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лице неба не умеете, а знамений времен не можете.
Говоря это, Иисус глубоко вздохнул, замечает св. Марко. Он удалился на время из своего дома; отыскан был истинною верою в пределах тирских и сидонских; приветствован с полным радушием декаполисскими язычниками. Здесь же, дома, под личиной притворного усердия, встретила Его наглая, торжествующая вражда… Он пошел берегом в мирную долину, где Им совершено столько великих дел милосердия; сказано столько раз и так много превосходящих человеческое понятие бессмертных проповедей. Он возвратился назад, с тем чтобы совершить еще какое-нибудь дело любви в этом небольшом дистрикте, где некогда следовали за Ним в глубоком молчании радостные тысячи народа, горевшего нетерпением послушать дивных слов Его. Теперь Он приближался к Магдале, небольшой деревушке, предназначенной в вечные времена передать свое имя слову, равнозначащему с Его божественным состраданием; намеревался войти в небольшой городок и поселение, которые бы предложили Ему, лишенному крова, хотя тень дома. Но едва только ступил на сыпучий песок; едва успел миновать кайму цветущих кустарников, обступивших толпою водяную поверхность; едва заслышал пение бесчисленных птиц, которые, как прежде, обычными криками приветствовали Его возвращение, как застал целую шеренгу самодовольных, притворных чтителей павшей религии, которые заградили ему дальнейшее шествие. Иисус не торопился совершением дел любви и милосердия для тех, которые Его отвергли. Как в последние дни народ предпочел своего разбойника и убийцу Господу жизни, так в настоящее время галилеяне удержали своих фарисеев и потеряли Христа. Иисус покинул их, как покинул гадаринян, — отверженный и недопущенный остановиться даже в своем доме. С тяжким сердцем, торжественно и печально, оставил Он родную землю, — оставил навсегда, с тем чтобы посещать снова близлежащие селения, но никогда не возвращаться в отечество, никогда не сотворить там ни одного чуда, не произнести ни одного поучения, ни проповеди.
Была осень, время позднее, и в один-то из этих осенних вечеров пришлось Иисусу снова сесть в небольшое судно, чтобы отправиться в Вифсаиду Юлиеву, к северным оконечностям озера [394] Матф. 16, 5. Марк. 8, 13.
. Снова надо было Ему плыть мимо светлых песков западной Вифсаиды, где Петр и сыновья Зеведеевы играли еще детьми, и видеть синагогу из белого мрамора, отражавшуюся в воде и покрытую различными оттенками цветов заходящего солнца. Не в это ли время, оставляя Галилею с полным знанием, что там Его дело окончено и что Он отплывает навсегда, под опалой пристрастных судей и под страхом смертного приговора, — не в эту ли торжественную минуту скорби высказано было Им это восторженное горе [395] Матф. 11, 21–24 Лук. 16, 12–15.
, в котором он упрекал нераскаянные города, где совершено было Им столько великих деяний.
Читать дальше