Васіль Ткачоў - Булачка

– Если надо... то надо... что ж... лично я не против. Бывают же ситуации, когда необходимо... да-да... я понимаю...

– Бывают, – согласился Аленчик, поблагодарил за понимание и доброту... директрису и, отвесив поклон, исчез за дверями. И за проходной фабрики. На три дня. Как и разрешила ему уборщица Петровна.

Через три дня за прогулы Аленчик получил первый в своей жизни выговор, но с последним предупреждением, а Петровну обязали одевать на работе халат и посоветовали прихорашиваться перед зеркалом дома – чтобы никто не принимал ее больше за Степановну.

И, конечно же, дала Петровне нагоняй сама... директриса: знай свое место, модница!

Сонька заявила в райотдел милиции, что ее мужа напоила бабка Маруся – так отблагодарила она, мол, за то, что тот распахал несколько борозд картофеля. Просила принять меры, потому как муж совсем спивается. Приехали милиционеры, спрашивают у бабки Маруси:

– Самогон есть? Только честно!

– Так... оно ж... ага...– растерялась старая.

– Доставай сама, а то будем искать!

Бабка Маруся поставила на стол начатую трехлитровую банку.

– И это все, – сказала.

– Поверим. Ну, а сейчас давай аппарат.

– Так... я ж, деточки, сама уже не осилю производство, так... ага... соседа Тимку попросила, чтобы и для меня, когда сам гнал, заодно вытиснул. Он всегда выручает.

Милиционеры пошли к Тимке. Тот также не успел израсходовать самогон – выставил все банки-склянки. И еще аппарат.

–Эх, люди! – ругался Тимка. – Знаю, знаю, кто меня заложил. А больше и нет кому, как Леону: дрожжей ему не одолжил, так сейчас во мстит, паразит! Он, товарищи милиционеры, шепну вам, вчера пьяный был, сам видел. Где взял? Вопрос законный, потому как в магазине ничего выпить нету – уборочная. А?

У Леона милиционеры забрали аппарат и весь самогон.

– Когда бы знал, что такая штукенция получится, и сегодня бы напился, – вздохнул Леон. – А этот Пахом, должен сказать вам, гнилой человек, он один только и знал, что я выжал самогон. И донес, а? У меня с ним свои счеты. Давние. Ничего, ничего, разберемся. Так вот, товарищи милиционеры, должен сказать вам: вчера Пахом полдня воду носил – как в баню носят, а той у него нету. Что это значит?

У Пахома в большой бочке стояла брага – литров 200, не меньше.

– Брагу вылить, а бочку разломать! – приказал старший из милиционеров.

– Э-э, нет-нет, бочку не ломайте! – взмолился Пахом. – Меня же тогда всей деревней повесят. Раздерут! А как же! Когда какая у кого большая гулянка намечается, то ее, бочку, берут в аренду у Кондрата – за литр первача. Так что, товарищи милиционеры, поймите меня: что хотите делайте, любой штраф выдюжу-переживу, а емкость эту не троньте...

Бочку милиционеры оставили, пожалели – все же вещь хорошая, где сейчас такую найдешь, а штраф дали всем.

– Во наделала делов наша Сонька! – крутили головами сельчане, вздыхали-выдыхали, однако в глаза не высказывались: ей и так горе, когда муж пьяница.

Переселили жителей деревни после чернобыльской аварии. Живут-обживаются люди на новом месте, не сразу и про Игната вспомнили: а где же он и в самом деле, потерялся старик, что-то не видать? Кинулись туда-сюда – нету. Председатель колхоза и парторг возвращаются назад в деревню, заходят в Игнатову хату, а дед, как ни в чем не бывало, сидит за столом в окружении полных и опустошенных бутылок, песню тянет о военном лихолетье. Глядит непослушными глазами на приехавшее начальство, пальцем машет:

– За мной приехали, значит? Нет, не поеду я. Тут родился, тут и помру. Да и разве же я дурак какой? Я же знаю, куда земляки самогон попрятали, то мне хватит пить его до конца жизни. Возвращайтесь. Игнат остается!

Через неделю за Игнатом снова приехали – на этот раз председатель сельсовета и парторг. Пугают деда:

– Умрешь же!.. Радиация очень высокая! Собирайся, сказали! Да и мы доложили выше, что вся деревня эвакуирована, а ты нас подводишь, Игнат. Если прознают наверху - худо будет. Нам. Не тебе. Так что давай!..

– Хе, нашли чем пугать – рацией,– заморгал глазами Игнат.– Нам же, слышьте, на войне в котелок с кашей таблетки подсыпали, чтобы к девкам не тянуло, так они, таблетки те, только через тридцать пять лет после войны начали действовать. А?

Заспорили как-то мужики, какая часть света больше. Один говорит, что Азия, второй называет Америку, а Платон – Европу. А чтобы глянуть в какой-нибудь учебник – не глянешь: кто из них, сельчан, держит все это? Учителя и ученики живут на центральной усадьбе, а в Залипьи – одни старики.