Иван Ренанский - Почти как люди

– Слушай,– говорю,– а тут где-нибудь поблизости трамваи ходят?

– Про трамваи не знаю,– Толик пожал плечами,– зато знаю один восхитительный магазин.

– А зачем нам магазин?– не понял я,– разве отсюда нас уже гонят?

– Просто мне кажется,что это место себя уже исчерпало. К тому же, у нашего сбежавшего из-под венца спонсора явно подошли к концу финансы. А радоваться жизни за свой счёт лучше и правильнее в магазине, а не в кабаке.

***

Весь остаток дня мы провели праздно, то есть пьянствуя безо всякой меры, и уж тем более без оглядки на завтрашний день. Петька очень быстро устал, сослался на неотложные дела и ушел- отряд не заметил потери бойца, лишь Февраль туманно высказался о тепличном подрастающем поколении, не нюхавшем жизни. Машина с инструментами была брошена у самого первого чекпоинта, и далее наш отряд перемещался исключительно пешком. Вкакой-то момент, уже под вечер, мы оказались у места нашей работы, ибо, как рассудил Толик, грешно будет не поглумиться над коллегами, которым ещё работать вечерний концерт. Сказано- сделано. Больше всех глумиться понравилось Семену- беглый жених вошёл в такой раш, что не стоило большого труда надоумить его обложить трехэтажным матом инспектора оркестра, курящего у входа. Инспектор, разумеется, удивился, но, как нам показалось, не сопоставил незнакомого пьяного хулителя с нашим дружным молодецким гоготом, доносящимся из-за угла.

– Молодец!– похвалил Семена Февраль,– наш человек! А у нас ведь как? Один за всех, и все…

– И все идут за коньяком,– закончил Толик.

Неожиданно стемнело. Обойдя ещё несколько магазинов и употребив колоссальное количество огненной воды, перед нами встал серьезный вопрос, требующий осмысления- в чьем жилище довести праздник свободы до логического завершения?

– У меня жена дома,– сказал Февраль.

– У меня тоже, к тому же, несостоявшаяся,– кивнул Семён.

– У меня бабушка после операции,– икнув, сообщил Толик.

– Что ты несёшь?– попробовал протестовать я,– какая, к хренам, бабушка?!

– Не веришь?– сразу оживился Толик,– а поехали- посмотришь? Знакомься, бабуля, скажу я, это мои коллеги, так?

– А что такого?

– Да ты свою рожу видел? Бабушка-то, святая душа, думает, что я в оркестре работаю, а на тебя посмотрит, и сразу догадается.

– О чем?

– Что я на ликероводочном заводе стеклотару фасую, вот о чем! Или что граблю круглосуточные магазины! Вот тогда пульс скокнет, старое тельце не выдержит, и бабке кирдык! А за похороны ты, что ли, платить будешь?

В общем, поехали ко мне. Во дворе на лавке сделали привал, отправив Толика в магазин, закурили.

– Слушай, а чего тебе жена не звонит?– поинтересовался Февраль.

– Звонит, наверное, но я телефон выключил,– ответил Семён.

– Мудро.

Ещё до того, как из темноты выплыла фигура Толика с распухшим пакетом в руках, до наших чутких музыкальных ушей донеслось знакомое бутылочное позвякивание.

– Одна не звенит, а две звенят не так,– глубокомысленно изрек Февраль,– молодец, Толян, понимает в жизни.

– Представляете мужики,– с грустью сообщил Толик, едва поравнялся с нами,– я все купил, расплатился, а продавщица, зараза, даже не поблагодарила за покупку! О времена, о нравы!

– Конечно,– Февраль улыбнулся,– за что же ей тебя благодарить-то? Ты в ее глазах алкаш, без роду, без племени, и может даже наркоман. За что ж алкашей и наркоманов благодарить?

– В принципе?– спросил я.

– В принципе,– подтвердил Февраль.

– В принципе, хотя бы за красивую музыку и хорошую литературу.

– Глубоко копаешь!– искренне восхитился Семён.

Вошли в подъезд, молча дождались лифта, втиснулись в крохотную кабинку, и пока она, поскрипывая, ползла вверх, я предупредил, что чаша терпения моих соседей уже давно переполнилась, и если никто из присутствующих не готов поделить со мной свою жилплощадь, шуметь не стоит. Разумеется, все отнеслись к моей просьбе с пониманием, что не помешало Февралю споткнуться в темной прихожей о брошенную кем-то обувь, и шумно рухнуть, опрокинув в падении ящичек с принадлежностями для чистки обуви, а Толику при входе в мою комнату грохнуть пакетом с бутылками о косяк так, что эхо жалобного звона, как мне показалось, долетело до соседнего района.

– За что пьем?– спустя несколько минут осведомился Семён, уже разливая по стаканам коньяк.

– За искусство ещё не пили.

– Значит за искусство!

– А за любовь? За любовь тоже ещё не пили.

– Тогда за любовь к искусству!