Игорь Киселев - Темь. В поисках истины

– Ладно, – тяжело вздохнул капитан. – Чувствую, вы не прочь провести пару суток в камере. Но не здесь, а в районном отделе. Там, может, и пятнадцать дадут, районный суд рядом… Или отправят на народные стройки коттеджей для ударников капиталистического труда. Пойду, сообщу старшему, машину вызову.

– Да, – поддакнул сержант, провожая взглядом напарника. – Времени у нас мало, преступников надо ловить…

А когда капитан вышел, сочувственно сказал парням:

– Он у нас строгий. Но по мордам не бьет, только дубинкой. Так что доедете до места нахождения без видимых повреждениев. Согласно протоколов.

В глазах сержанта дремала наивная простота. Институты культуры, равно как и именные лицеи, он явно не заканчивал.

Судя по всему, повреждения Леха органически недолюбливал. И потому, решившись, наконец, спросил:

– Ладно, сколько с нас? У меня всего-то четыре штуки осталось. А еще сессия впереди…

– Три штуки хватит, – мгновенно отреагировал сержант. – Все-таки у нас центр, Московский вокзал, жизнь дорогая. А на такси мы завсегда оставляем, все же люди…

– Три – тысячи – рублей? – раздельно спросил Леха, и во взоре его засверкали фанатические блики. – Пусть тогда по морде лупит! А я потом к прокурору пойду!

Сержант философски вздохнул:

– Прокурор – он где, а мы – завсегда рядом… – и, подойдя к двери, стукнул в нее дубинкой.

Очевидно, это был зловещий знак, поскольку незамедлительно появился капитан. Бросил взгляд на сержанта, тот потупился и всем видом показал, насколько ему стыдно за несознательных граждан.

– Ну, – беспристрастно сказал пространству старший блюститель порядка и похлопал «демократизатором» по натруженной ладони.

А потом с разворота врезал этим инструментом по левому плечу Антона, отключив его руку, торец же пришелся как раз в солнечное сплетение Лехе, отчего тот задохнулся и осел на пол. Сержант с профессиональным удовлетворением взирал на эту воспитательную процедуру.

– В протоколе запишем – сопротивление сотрудникам полиции, – буднично сообщил пространству капитан, садясь за стол, беря ручку и листок бумаги. – В райотделе еще добавят…

Антон ошеломленно массировал онемевшую руку и наблюдал, как на глазах увядает партизанский пыл Лехи. Все же этого пыла еще хватило на то, чтобы Леха, с трудом поднимаясь, прошипел сквозь зубы: «Козлы…». Сообщать это вслух не следовало, потому что сержант мгновенно остервенел, и теперь уже его дубинка свистнула в воздухе, обрушившись Лехе на голову, а затем стала вольно гулять по всему телу, негуманно отдавая предпочтение почкам.

В глазах у Антона полыхнул багровый туман, и он, не соображая, что делает, ринулся на сержанта, пытаясь вырвать дубинку.

– Стоять! – заорал капитан и загремел столом, пытаясь выскочить из-за него.

Быть бы тут великому шуму и побоищу, но неожиданно лязгнула металлом дверь и чей-то ласковый голос, перекрывая, однако, пыхтение и ругательства, спросил:

– Отдыхаете, милки?

От неожиданности вся четверка прекратила дискуссию и взъерошено повернулась к вошедшему. Это был невысокий кряжистый старичок в древней «романовской» шубе и лохматой шапке, из-под которой среди буйно разросшейся поросли бровей и бороды ярко выглядывали два лукавых синих глаза.

– Мир вашему дому, – скромно поклонился старичок. – А я – Никитич.

***

Древний «Москвич-407» лихо скакал по заледеневшим колдобинам ночных питерских улиц, пугая своим взревыванием одиноких, иссекаемых морозной крошкой проституток на стылых перекрестках.

– Мент – он тоже человек, какой ни есть, – поучительно вещал Никитич, крутя отчаянно сопротивляющийся и скрипящий руль. – В менты идут от горькой жизни, если нигде люди приспособиться не могут. Они – граждане душевно ушибленные, их жалеть надо, а ты, – он сверкнул синим взглядом на Антона, – на них с кулаками!

– Это я-то?! – взвился Антон и стукнулся многострадальной макушкой о низкий потолок агрегата. – Так он же на меня – с дубиной!..

– Так ведь не стрельнул, – философски сказал Никитич. – А мог. Он на войне бывал. Почетную железяку имеет, орден называется. И мозги у него больные.

– Это кто? – с глубочайшим интересом спросил Леха, внимательно слушавший диалог. – Капитан или сержант?

– Оба они не вразумленные, – туманно ответствовал Никитич. – Сказано – ушибленные… Да еще серые… Чего еще тут?

Старик явно не собирался раскрывать свои глубокие взаимоотношения с силами правопорядка, и парни замолчали, пытаясь осмыслить происшедшее.